Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Янаев решительно выступал в защиту интересов людей труда. Помню, как на заседании Президентского совета, куда Янаев был приглашен впервые как профсоюзный лидер, он вступил в спор с Горбачевым и некоторыми другими, высказав свое несогласие с политикой, ущемлявшей интересы трудящихся. Он сказал, что рассматриваемый подход к зарплате и ценообразованию противоречит интересам трудящихся, которые и без того страдают от ряда законодательных актов, принятых в самые последние годы, что нельзя испытывать терпение рабочего класса. Его выступление было горячим, острым и произвело на присутствующих большое впечатление. Свою позицию Янаеву удалось отстоять.

В декабре 1990 года на Съезде народных депутатов СССР Янаев был избран вице-президентом. Его кандидатура прошла не сразу, вопрос решился во втором туре голосования.

Настроение в зале было таково: Горбачев подобрал лично преданного ему человека и решил во что бы то ни стало протащить его на пост вице-президента, чтобы удобнее было и дальше проводить политику, с которой уже тогда значительная часть депутатского корпуса была не согласна.

Действительно, Янаев не давал повода усомниться в благожелательном отношении к Горбачеву. А последний уже раздражал депутатов, и потому они нередко принимали решения как бы в пику Горбачеву. В такой переделке оказался и Янаев.

Но он быстро разобрался в Горбачеве. И очень скоро стал выражать несогласие с его действиями, политическими шагами, причем голос его звучал все острее и острее. Он не мог безучастно смотреть, как разваливается держава, рушится социально-политический строй.

В августе 1991 года Янаев принес себя в жертву, но от принципов не отступился. Его последующее поведение, реплики, заявления на судебном заседании по тому или иному поводу убедительно показывали, что поступок в августе 1991 года был не случайным, а отражал его жизненную позицию. Янаев вступился за интересы державы, когда обстоятельства этого потребовали.

Уже после прекращения дела ГКЧП он в разговоре не раз возвращался к августовским событиям, не сожалел по поводу драматичности личной судьбы, а переживал за то, что случилось со страной.

В самолете мы больше молчали, изредка созванивались с Москвой, узнавали обстановку. Линию поведения на встрече с Горбачевым не вырабатывали. Намеревались объективно доложить обо всем и попытаться убедить Горбачева принять меры к спасению Союза. Питали слабую надежду на понимание с его стороны, однако все больше склонялись к выводу, что путь разрушения Союза он пройдет до конца, постарается воспользоваться ситуацией и сполна реализовать свои намерения.

В полете получили сообщение о вылете из Москвы в Крым спецсамолета с представителями российского руководства. На запрос, на какой аэродром должен приземлиться этот самолет, мы ответили — на любой, какой ими будет выбран: Симферополь или Бельбек, военный аэродром, находящийся в другой части Крыма, но поближе к Форосу.

По пути получили еще одно любопытное сообщение о том, что от российского руководства поступила команда сбить самолет, на котором мы направлялись в Форос, однако охотников совершить эту акцию не нашлось.

Тем временем из столицы поступали сообщения о начавшихся беспорядках в городе, и в частности на Лубянке, у памятника Ф.Э. Дзержинскому. Группы экстремистски настроенной молодежи потянулись на площадь, раздавались призывы к захвату здания Комитета госбезопасности, высказывались угрозы разрушить памятник.

В аппарат к Янаеву, в Верховный Совет, в МВД, КГБ, Министерство обороны, Кабинет министров поступали телефонные звонки с мест, люди спрашивали, почему молчит ГКЧП, почему не принимаются решительные шаги по наведению порядка. Просили указаний, однако в ситуации, сложившейся в тот момент, какие-либо решительные действия в защиту советской власти не были предприняты, люди, готовые к этому, были дезорганизованы.

Что бы потом ни говорили, но ГКЧП не призвал своих сторонников выходить на улицу и в случае необходимости силовым путем защищать советскую власть. Партийные организации на местах, как и КПСС в целом, были растеряны, большая часть коммунистов пребывала в состоянии полного бездействия, подавляющее большинство граждан находилось в состоянии пассивного ожидания и не примыкало ни к той ни к другой стороне.

В таких условиях даже незначительное меньшинство могло овладеть ситуацией, сделать со страной что угодно, в том числе и добиться целей, противоречащих воле и чаяниям подавляющего большинства. Такова была реальность.