Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Интересно, что думает по этому поводу Хасбулатов сейчас, после того как по воле Ельцина сам побывал в Лефортовской тюрьме?

Истекала ночь на 21 августа. Никакой штурм не состоялся, никакой атаки на Белый дом не произошло, не раздавались и снайперские выстрелы по его обитателям. Однако ночные события ясно показали одно: кое-кто в российском руководстве готов был пойти на жертвы, на кровь, жаждал их, и если надо, то, не задумываясь, бросил бы в огонь смерти столько жизней, сколько потребуется для достижения своих целей. Расчет был вполне очевиден.

Перед ГКЧП четко замаячила опасность кровопролития, вот этого Комитет никоим образом не хотел допустить.

Как упоминалось выше, еще вечером 18 августа мы условились, что ни в коем случае не пойдем на кровопролитие, и если появится такая опасность, то остановим свое выступление. И вот такой момент наступил!

Появились настораживающие сведения о поведении тех, кто с самого начала был на стороне ГКЧП. В Комитет госбезопасности, да и к Язову, поступили сведения о контактах одного из заместителей министра обороны СССР, а также командующего воздушно-десантными войсками Грачева с представителями российских властей.

Грачев, надо сказать, с самого начала, с утра 19 августа, стал устанавливать контакты с представителями российского руководства, в рамках которых бросал шары и в ту и в другую корзину. Так, на всякий случай, мало ли как будут развиваться события!

Утром 21 августа мне доложили о ночной коллегии Министерства обороны СССР, на которой был поставлен вопрос о необходимости вывода войск из Москвы, и прежде всего тяжелой бронетехники.

В постановке этого вопроса не было ничего необычного. Дело в том, что к тому моменту стало ясно, что ввод войск в Москву был ошибкой. Ситуация не требовала этого, и можно было бы вполне обойтись без этой меры. Поэтому уже 19 августа часть бронетехники стала выводиться из Москвы.

Это продолжалось и 20 августа, и в последующие два-три дня войска и техника были бы выведены из столицы. Но те, кто поднимал этот вопрос на заседании коллегии Министерства обороны, «пускали стрелы» в адрес ГКЧП, предлагали Язову отказаться от его поддержки.

Надо отдать должное мужеству и порядочности Язова. Он дал указание о выводе войск из Москвы, но не поддался на провокацию, не изменил делу, своим товарищам по ГКЧП. Решение маршала было правильным. Оно, конечно, не подняло ему настроения. Мы все почувствовали это утром 21 августа, когда он вдруг не явился на заседание ГКЧП, а направил своего представителя Варенникова.

Пройдет несколько дней, и в печати появится заявление маршала авиации Шапошникова о том, что он держал в резерве самолеты для нанесения удара по Кремлю в случае, если гэкачеписты не прекратят своей деятельности и попытаются силой захватить Белый дом. Было такое намерение или нет, или это было сказано Шапошниковым для повышения своего престижа перед российскими властями, сказать трудно, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Если Шапошников произнес такие слова для того, чтобы выслужиться перед российским руководством, то это тем более его не украшает. Во всяком случае, такая идея могла прийти только ненормальному человеку. Ведь Кремль — это не просто место, где заседали гэкачеписты! Это же святыня России!

В 10 часов утра 21 августа несколько членов ГКЧП, а также Шенин, Прокофьев и Плеханов, который был приглашен несколько позже в связи с предстоящей поездкой к Горбачеву, отправились к Язову на Фрунзенскую набережную в Министерство обороны.

Хозяин кабинета встретил вежливо, внешне спокойно, но на лице было написано, что в нем все бурлит: огромная напряженность, усталость, страшные переживания и даже какая-то отрешенность. На замечание, что мы приехали посоветоваться с ним лично о дальнейших шагах, Язов, как показалось, с укоризной и обидой заявил, что в ответ на бездействие ГКЧП, а также других ведомств коллегия Министерства обороны приняла решение о выводе войск из Москвы, и вывод войск уже начался. Я с глубоким сочувствием и даже пониманием смотрел на маршала, слушал его и мысленно представлял себе, какой мучительный душевный надлом он сейчас переживает.

Кстати, хотелось бы сказать о Язове несколько слов.

Он родился в 1924 году. Но в документах стоит другая дата — 1923 год. Он приписал себе один год для того, чтобы пораньше попасть на фронт.

Всю свою сознательную жизнь Язов отдал военной службе, прошел Великую Отечественную войну, начал с командира взвода, окончил командиром полка. Получил не одно ранение, был справедливым командиром и храбрым воином, до сих пор свято бережет фронтовую дружбу, о друзьях-однополчанах говорит с чувством глубокого уважения и любви.