Его мать поприветствовала меня как невестку. Поздно вечером следующего дня, был понедельник, мы с Юрием пришли из школы. Мы открыли дверь, вошли и остановились, как вкопанные. Из кухни вышла с полной сковородой чего-то жареного Зинаида Ивановна, поздоровалась и пошла в свою комнату. В нашу комнату. Мы смотрели друг на друга растерянно, у меня дыхание спёрло. На какой-то станции милиция высадила семью З.И. из поезда и сопроводила их назад в Барнаул…
Мой чемодан стоял в комнате у Евтуховых у стены, на нём – всё мое постельное белье и одежда. Я хотела взять и вернуться к Клавдии. Он отвел мои руки и сказал матери: „Мама, теперь мы будем жить все вместе в одной комнате. Временно, может, совсем недолго, что-то найдется". А я только качала головой. Нет! Нет! Не то я делаю… Что мне делать?.. И осталась.
Первые две недели мать относилась ко мне вполне нормально, только взгляды её часто казались недоверчивыми. Она работала дезинфектором, и у неё, наверное, не было твердо установленного рабочего времени. Она могла в любое время дня приходить домой и опять уходить. Мы вместе с ней готовили обеды, и при этом она постоянно жаловалась на трудную жизнь. С её соседкой Зинаидой Ивановной она теперь враждовала, и я не могла понять почему.
Однажды, когда я одна была дома, оказались мы с Зинаидой вместе на кухне. Я спросила её, почему у неё с Юриной матерью произошел разрыв. И она мне объяснила. Еще когда я жила у Клавдии С, мать Юрия как-то узнала, что я состою на учёте в НКВД, что я настоящая немка. Сначала она обвиняла Клавдию, что та скрыла от неё всё это, теперь я во всём виновата, что мы якобы специально освободили квартиру, чтобы вас свести вместе.
„И как только такое могло ей прийти в голову?" – возмущалась З.И.
„И если они с Юрием остаются вдвоём, она тут же начинает его против вас настраивать. И что только она не говорит…" Но он будто ей прямо однозначно разъяснил: „Тебе никогда не удастся нас развести. И я предупреждаю тебя, не вздумай с ней плохо обходиться или её обидеть. Ты пожалеешь об этом".
Зинаида говорила еще, только я уже ничего не слышала. Всё разрушилось для меня, весь мир… Вот ведь в чем дело. Так непродолжительно было моё счастье… Я не могу остаться в этом жилище. И я не могу допустить, чтобы произошел разрыв между ним и его матерью. По сути, она права…
В школе я спросила нашу техничку, не может ли она помочь мне найти жилье. Она бы сама могла сдать мне угол, но только мне одной, потому как она живет с внучкой в одной комнате. Меня это устраивало… Юрий, безусловно, заметил, что я как-то изменилась. Он хотел знать, не связано ли это с его матерью. „Нет, нет", – ответила я. А она при нем вела себя весьма сдержанно. „Я должен тебе в чем-то признаться, Лида, – вдруг сказал Юрий. – Каким-то образом потерялся мой паспорт, но он обязательно найдется. Тогда мы сразу пойдем в ЗАГС".
Его мать хорошо знала, что я никогда не стану жаловаться Юрию (и никому другому), и продолжала плести интриги. В один из свободных от занятий дней я решила уйти, хотя… Я не знала, как мне без него дальше жить… Иногда он приходил с работы в обеденный перерыв домой, хотя было далеко, и он едва успевал, чтобы хоть немного побыть со мной вдвоём. Я надеялась, что он сегодня тоже придёт. И он пришел. В бодром настроении. Он взял меня на руки, принес в комнату и закрыл дверь.
„Я что-то тут принес", – и он подал мне какую-то квитанцию. „Что это?" – „Читай". Это был ордер на место жительства на мое имя. Комната в женском общежитии. Для меня одной. Я сидела на коленях у него и хотела встать. Он держал меня. „И у меня есть справка, что я имею право жить у тебя. Теперь мы упакуем чемоданы, сначала твой, и я отведу тебя. Потом я приду. Мне надо еще кое о чём с матерью поговорить. Надеюсь, ты понимаешь меня?" – „Я тебя понимаю, но не хочу, чтобы из-за меня страдала твоя мать". – „Она не будет страдать. Моя мать придет к здравому смыслу и успокоится". Я сложила остаток своих вещей, Юрий положил что-то из своих в мой чемодан. Он отпросился с работы на полдня, чтобы привести в порядок свои семейные дела. Мы пообедали и пошли в новую квартиру…
Узкая продолговатая комната с одним окном на передней стене. Справа железная, 60 см шириной кровать, маленький стол у окна и кухонный стол напротив умывальника, две тумбочки „престарелого возраста", два стула. На стене два крючка. Впоследствии мы принесли из моей бывшей комнаты у Маши красивую картину с цветами и книги.
„Вот видишь, Лида, я же говорил… Прошло чуть больше месяца, и мы вдвоем…" – сказал он.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу