Николай Авдеев - В кровавом омуте

Моя поездка на пароходе прошла благополучно. Я прибыл в Тобольск и поселился в здании губернской земской управы. Я, при всяком удобном случае, распространял слухи, что мне хочется уехать от тюменских краев куда-нибудь подальше, так как они слишком напоминают мне о недавнем прошлом. В действительности, я с нетерпением ждал, когда будет взята Тюмень Красной армией, чтобы чувствовать себя свободным в отношении к своим поручителям, часть из которых осталась там. Другая часть моих поручителей находилась в Тобольске, и я надеялся войти с ними в соглашение относительно моей дальнейшей судьбы. В известный момент, когда начнется эвакуация Тобольска, можно будет незаметно уклониться от дальнейшей поездки, раз не будет препятствий со стороны поручителей. Мне пришлось ждать целый месяц окончательной эвакуации Тобольска. Каждый день приходили разноречивые сведения с фронта: то красные наступают, а белые отступают, то наоборот. В газетах печаталось всякое вранье об ужасах, которые творят в пути красные: то они сжигают хлеб у крестьян, то насилуют женщин и расстреливают ни в чем неповинных стариков, у которых белые мобилизовали насильно сыновей. Среди беженцев, которых в Тобольске собралось из разных мест порядочное количество, все это вранье вначале принималось за чистую монету. Многие женщины были убеждены, что большевики издали декрет о национализации женщин от 16-летнего чуть не до 70-летнего возраста. В белогвардейских газетах об этом воображаемом декрете печатались целые статьи, с целью внушить населению ужас перед Советской властью. Но скоро сама белогвардейская власть на фактах показала, что все, что она писала о красных, целиком относится к ней. Правда, она не издала декрета о национализации женщин, но она, зато и не принимала никаких мер против изнасилования их офицерами и солдатами не только в деревнях, но и в самом Тобольске. Она признавала в принципе неприкосновенность частной собственности, но это не мешало ей и ее агентам (особенно милиции) во время эвакуации ходить по частным квартирам и отбирать самые ценные вещи у самых мирных обывателей под предлогом, что скоро-де придут большевики и все равно реквизируют или конфискуют эти вещи. Баржи, на глазах обывателей, нагружались их вещами и отправлялись по направлению в Томск. У обывателей отбирались запасы муки, а им говорили в утешение, что «мы (белые) скоро возвратимся обратно и возместим вас с лихвой». Отобранную муку, впрочем, не всегда отправляли дальше на баржах. В последний день эвакуации Тобольска власти

спешили награбить как можно больше различных вещей, в роде ценной мебели, зеркал и т. д., и поместить все это на баржах, которые и без того были наполнены мешками с мукой. Власти были находчивы: они мешки

сбрасывали с барж в воду, а на их место грузили награбленное добро!..

334 МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 4 — 5

Свою «находчивость» они проявили не только в отношении к мешкам с мукой, но и к беженцам, своим сторонникам. Некоторым беженцам удалось уехать раньше на пароходах; некоторым же, более бедным и менее влиятельным, пришлось вместе со своими детишками отправляться из Тобольска по очереди и уже не на пассажирских пароходах, а на лодках, привязанных к баржам. Напрасно капитан парохода протестовал против такого способа путешествия, напрасно он просил коменданта парохода (офицера) разместить семейных на баржах. Комендант во всеуслышание бросил фразу: «А зачем этих чертей несет с нами? Не беда, если они и погибнут: одной сотней больше, одной сотней меньше — не все ли равно?» Весьма понятно, что некоторые беженцы, наиболее семейные, в конце концов «рисковали» лучше остаться в Тобольске, чем путешествовать в дальние края.

Так поступали белогвардейские власти со своими сторонниками!

Еще более «находчиво» они поступали со своими противниками, заключёнными в тюрьме. Наименее опасных они частью освободили из тюрьмы, частью же (больных) оставили в тюремной больнице. Зато с «опасными» противниками они поступили по-другому: они отправляли их на баржах,

но не в Томск, а верст за 100, за 150 от Тобольска, и там освобождались от них: расстреливали их и трупы сбрасывали в реку... Оно и понятно: уж слишком нужны были баржи для погрузки различных награбленных вещей!..

Наконец, белые удалились из Тобольска, а я, с согласия своих поручителей, незаметно уклонился от дальнейшей поездки.

В Тобольск вступили красные войска... Я был вне опасности... Трудно передать то чувство радости, которое охватило меня при встрече с красными войсками, особенно, когда я среди них встретил своих знакомых тюменцев... От них я узнал, что в Тюмени меня считают погибшим, и когда там происходила манифестация в память погибших от Колчака, то и я значился среди этих жертв...