Леонид Саянский - Три месяца в бою. Дневник казачьего офицера

Только мертвым спокойнее и, наверное, под землей теплее…

Сегодня отошли с позиций. Приказано. Мы все будто озверели — до того прицепились к этому кусочку земли под нами… Люди в окопах стреляли, вопреки своему обыкновенному добродушию, с какой-то мрачной озлобленностью.

Раненые, очнувшись на перевязочном пункте, первым долгом спрашивали:

— А что немец шибко прет? Наши не отстали?

Когда пришло приказание отойти, нам казалось, что бой выигран нами, и потому на нас это приказание повлияло ужасно скверно… Генерал сел и заплакал…

Полковник, мрачный, с крепко сжатыми губами, бегал взад и вперед по полянке и мял судорожными жестами свои руки.

Но… наше дело было исполнить приказание, и мы, не добравшись, отошли. Зачем, мы не знаем, но предположим, что на нас уж очень большие силы засели. Там-то, вверху, виднее.

Но вот объяснить отходящим солдатам цель отхода мы не могли, ибо сами ее плохо знали. И со смущением избегали вопроса:

— А што, Ваш-брод, пошто это нас назад повели?

Приходилось отвечать:

— Так, брат, надо. Там начальство лучше нас знает, что делает.

И солдат соглашался.

— Это точно, што ему виднее… Да больно уж отходить совестно полячишков-то… Разграбят их немцы… — вырывалось у него.

И его психология бойца за свою землю была проста и резонна и не вязалась в уме со стратегическими задачами.

Впрочем, они молодцами! Оригинально, что когда мы дрались на «немецкой стороне», они, эти железные стрелки, дрались храбро, но добродушно. И бывало, когда под нащупывающее дуло его винтовки подвертывалась длинновязая фигура немца, он шептал, стреляя:

— Эх, ты, немчура… Ну, чего на пулю лезешь.

А тут, в последних боях, когда остервенелая волна серых фигур хлестала через бруствера из окопов и плыла с нестройным гамом на наши окопы, размахивая оружием, — наши «бородатые дети» железной стеной вырастали навстречу и шли в такую мощнозлобную контратаку, что ее не могли остановить даже пулеметные струи, и немцы, оставив между нашими и своими окопали кучу исковерканных штыками тел, — кидались назад.

И чуть не арканами ловить и сажать в окопах приходилось озверелых, порывающихся вперед солдат.

Вот что делает защита «своей стороны».

Да иначе и не может, впрочем, быть. Народ землепашец, кормящийся своей полосой, особенно ярко должен ненавидеть врага, вступившего на такую же соседнюю, но все равно «нашу полосу».

13 сентября

Вчера было попал в «переплет».

Послали снять маленькую, но важную схемочку, на нашем правом фланге и несколько впереди его.

Днем было опасно. Леса вокруг кишат прусскими драгунами, и они, конечно, не позволили бы нам это проделать.

И вот вчера с вечера я уехал с тремя бородатыми донцами-ординарцами. К сожалению, это были люди третьеочередного, т. е. запасного полка. Почему к сожалению, сейчас поясню.

Благополучно мы выбрались из леса; там, на опушке оставили коней с одним казаком. А я, с двумя, пошел на те высоты, которые мне надо было исследовать. Съемка ночью почти невозможна, и мне нужно было только определить степень проходимости болота перед ними, что я мог сделать и в абсолютной темноте. Быстро прошли; выломали ветки по дороге. Высоты были не заняты противниками, надо было торопиться домой с этим важным известием. Добрались до коней. Сели и тронулись назад.

Ночь была лунная, но немного пасмурная, и луна вылезала поглядеть на нас лишь изредка. Лес «молчал и что-то думал важное и спокойное. С болот тянуло землистой, влажной сыростью и пряной зеленью болотных трав. Чистый воздух осенней ночи так и лился в жадно дышавшие легкие…

И как-то трудно все это вязалось с представлением о войне. Нелепым казалось, что вот мы, живые, бодрые, сильные люди, ходко едем по ночному лесу; наслаждаемся свежей прохладой, смолистой и бодрящей нервы. И вдруг — огонек из-за куста, короткий стук, и все, понимаете, все: небо, луна, красивые сонные группы деревьев, мягкая, влажная дорога, крик коростеля на болоте и свет гнилушек на старых пнях — все исчезнет. Будет — неощущаемым мною, ненужным для прерванной жизни.

И вдруг, будто б в pendant этим мыслям, — слева от дороги, в лесу, судя по силе звука, саженях в стах от нас, стукнул выстрел. Другой, третий, и посыпались, как дробь.

В первый момент мелькнула мысль:

— По ком это?

Но взвизгнувшаяся резко пуля сделала вопрос нелепым.

Спасение в быстроте… Наши недалеко… — прошел готовый рецепт в голове и само собою вырвалось: