Вениамин Додин - Бакинский этап

…В отличие от начальственной, наша судьба была предельно ясной, ясней некуда — яма. За шесть суток без еды, сна и воды мы дошли окончательно. Жили ужасом увиденного, вспышкой бешенства, остатком сил. Седьмые сутки в трюме мы не выдержали… И остались бы там, без желания и сил выбраться наверх…

Наверх нас следующей ночью вынесли матросы десантной бригады. Ни о чем они нас не спрашивали — все и так было видно и ясно. С баржи они переправили нас на один из бронекатеров. Тут же, у трапа, на его палубе умер Евген Захарок. Нас снесли вниз, у душевой распороли на нас застывшую корой «одежду», положили на трапы и обмыли горячей водой с мылом «К». Ужасный запах этого дикого препарата, знакомый мне с моего детдомовского младенчества, показался райским… Потом нас занесли в кубрик, уложили в койки–гамаки, и, не позволяя уснуть, напоили сладким чаем…

Вот это уж был действительно сон… Он продолжился утром: нас разбудили, накормили пшенной кашей, снова напоили чаем… Пожилой врач, влив в нас по большому шприцу глюкозы и кольнув витаминов, приказал, было окружившей нас подвахте разойтись, но матросы не разошлись. Смотрели на нас, как на вернувшихся с того света. В это время пришел старшина с баталёром, принес нам одежду — выстиранную и выглаженную матросскую рабочую робу; разложили её комплектами по нашим гамакам.

— Старшина! Ты бы, браток, по стаканчику нам поднес, — нам бы дух покойницкий отшибить, он в нас набрался — не отдышаться! Сделаешь?

— Сделаю. Только мы через полчасика, в три ноль–ноль, к нашей плавбазе подойдем. И надо бы вам, ребята, прибраться, робу надеть, чтобы все чин–чином. Там Григорьев, начальник штаба, дожидается.

На плавбазе недалеко от устья реки Самарки, рядом с огромными емкостями ГСМ волжского пароходства, нас ждал не один Григорьев. С ним на гауптвахте, куда нас занесли, встретили прокурор — военюрист первого ранга Раппопорт Илья Соломонович, два следователя из речников, — оба кавторанги, и… наша! начальник медсанслужбы БЕЗЫМЯНЛАГа, спасительница моя, бывшая мамина студентка Волынская! … Вспыхнула и потухла мгновенно радость… «Все! Все!» — задергалось–забилось… Оборвалось… Пошло–поехало…

…Мертвецы приходили–уходили, — головы грибами… Мешки приносили–уносили… Трясли мешками… И сами из мешков вылезали–вытекали… Еще тонул — долго и тяжко… Выплывал… Снова тонул… А ОНО хватало и хватало, тащило в СЕБЯ… Потом пришел–ушел Степан… Волынская приходила — безголовый скелет… Не одна — с мертвым Стаковером. Стаковер заставлял Бугаенку «следовать за ним»… Васыль сопротивлялся. Стаковер сжечь его хотел, а Васыль хотел к НИМ, в трюмы… Плакал… Дрался… Тоска–а–а!… Оперов бы моих сюда, с изолятора. Вот бы, псы, порадовались… И снова Степан пришел–ушел… Не–е–е-ет! Не уше–е–ел! Остался, сел, рукою по лицу провел, будто кот лапой, умываясь. Сказал:

— Бугаенко Васыль помер вчера…Вот. А вперед него вчера же Андрюс…

— Васька?! И Андрюс — умерли?!

— Умерли… А ты живой вот — заговорил. Порядок, значит.

— Умерли? Повтори!

— А хучь бы сто раз повторил — их не воскресить… Вот ведь и ты намылился в дубаря, — не получилось, однако. Хорошо ведь, сынок? Я что пришел–то без времени… Ты хоть слышать меня можешь?… Прокурор всех вызывал — свидетелями, ботает. Они в дела хипежа на Глинке не лезут, говорят, не их проблемы — пусть НКВД само свою блевотину хлебает. Видишь, на все–е–ех баржи висят. И им требуется доказать, что баржи те специально задерживались вертухайскими начальничками, чтобы во–время их фронту не отдав, заначить насовсем, навроде для БЕЗЫМЯНСТРОЯ! Понял, куда гнут–загибают флотские?! Зачем?… Прокурор сказал, что им, а не НКВД, поручено все это расследовать. Они рассле–едуют, будь спок! Вызывают всех — и областных, и лагерных чинодралов. Ивойлова вызывали. Комиссара тоже. И что ты думаешь, — этот засранец «второго рангу» вспомнил, что пригрозил Ивойлову расстрелом за «затопить» баржи, потому как их во–время не очистит и не подаст флоту под горючку. Речники попридержат нас тута, пока не докажут, в натуре, что виноват БЕЗЫМЯНЛАГ. С баржами, конечно. В трюма с ЭТИМ они пока следствием не суются. Да и зачем соваться–то, когда флотские все баржи оттащили ниже, к Жигулям… И вот как я тебе говорил тогда, — мониторами… Но прежде как трюма вымывать, они все как есть во всех баржах на кино заснимают, а на нашей, — на первой, — и нас. Кто на ногах еще был… И протоколы составляют …Потом тута, на плавбазе, в кабинете у Григорьева одно с этих кинов крутнули… Ты бы поглядел на них, на героев с флотилии, когда в кине трюма показали… Ну, здесь мы с Франтой*) и Йориком*) протоколы подписали. Не все же нам покойников наших выносить, — надо чтобы всЕ ЭТО теперь выносили… Может, совесть и прорастет у них откуда муде произрастает… Встанешь — тоже подпишешь… Еще вот: об этом кине и протоколах никто, кроме нас, пока знать не должен, — я «неразглашение следствия» подписал. Не должен знать и боров-Ивойлов с комиссаром.