Вениамин Додин - Воспоминания

Что до опера — «интеллигента» товарища Щумского /имя и отчество которого не известны мне по сей день/ с одного из «моих» Безымянлаговских лагпунктов, — тонкого хама, софиста и бесконечно озлобленного на весь мир циника, — и он туда же! Так вот, однажды он изрёк: — Напрасно стараетесь унизить меня вашими баптистскими меценатствованиями — демонстрируете бесчеловечность администрации дележкой пайки и баланды с о с л а б л е н н ы м и товарищами, — «ослабленными» произнес с разрядкой и нажимом. — Выходит: Щумский по должности и паскудству характера осознанно несет человечеству голодную смерть, а вы с компанией — Иисусы двадцатого века — по ломтику хлеб насущный. Согласно Евангельской раскладке — пятью пайками пять тысяч голодных кормите. Терпение мое не бесконечно, Додин. Прикажу всех — прямо от вахты — препровождать в изолятор, и там, в «ласточках», кормить вас и ваших подопечных клизмой… Делитесь тогда этой «пайкой» с ослабленными.

Они все понимали — армия Ляпкиных—Щумских, — «патриотов из патриотов»! Знали и свою незавидную роль: ими, ими система утирала собственную — в крови и говне — вонючую задницу. Потому с такою злобой ненавидели тех, кто для роли этой не подходил по ершистости своей. И, ненавидя, завидовали мучительно…

В этой вот атмосфере зависти и ненависти продолжали мы все начатое мамой святое дело, — ее «Спасение». Как раз в месяцы моего профессионального самоутверждения в институте, отнимавшего время и силы, мы с Владимиром Карловичем Эйхгорном — другом детства и коллегой по хирургии Николая Ниловича Бурденко — заняты были судьбами схваченных советской армией и арестованных врачей подпольного лазарета Украинской Народной революционной армии.

Как мы решали судьбы схваченных и априори идущих на смерть медиков–героев читатель узнает из повести Спасение. (В. Д. ПРОЗА. РУ). В рассказе Колония КРЯЖ (там же) я только чуть прикоснулся к теме альтернативной. В попытке спасти смертников организацией побега определяющей была и моя роль — напоминать такое не в характере времени ни автора. Готовил побег близкий мне человек, сотрудница учёта кадров лагеря. Долгие годы думать нельзя было о написании истории этого побега, организованного и осуществлённого в 1942 году. Но один за другим ушли в мир иной организаторы его, назвать которых при жизни их было не возможным. А промолчать вослед тому — великий грех.…

Надо было, однако, решать ещё судьбы живых. О чем рассказывать нельзя.

* * *

Ещё в самом конце ноября 1957 года мы, трое абитуриентов аспирантуры Академии строительства и архитектуры СССР, писали помянутый выше экзаменационный реферат «по специальности» («Организация строительного производства»). В аудиторию, — тесный подвальчик дома по Камергерскому переулку, — я пришел первым. Полчаса спустя, за свободным отдельным столиком слева от меня, молча, не поздоровавшись, пружинно уселся высокий сухощавый пожилой (на вид было ему все полсотни!) седоволосый мужчина атлетического склада. Одет он был в ловко, но буднично, сидевшем на нём тёмном, явно ведомственном, спортивном костюме. Я подумал ещё: «а он–то, дед, что здесь делает — в аспирантуру принимают до 35–и лет!». Но думал недолго — интереса он не вызвал: его актёрское бритое безусое лицо аскета показалось очень уж ординарным. После нас за столиком от меня справа, громко поздоровавшись, нашумев, расположился тоже высокий, — если не сказать очень высокий! — плотный, могучего телосложения, — красавец–мужчина с огненно яркими голубыми глазами под мощным каштановым чубом. Светло шоколадная тройка его в красную полоску, ослепительно белая сорочка с ярким галстухом–бантом были по–праздничному роскошны. Он заинтересовал. Хотя… в своем… параде был как в броне.

На работу отпущено нам шесть часов. Свой реферат я написал до первого перерыва — за пару с чем–то часов. Стал его пересматривать. Поняв, что работу я окончил, сосед слева повернулся ко мне. И, не глядя на меня, протянул тетради со своим рефератом: «Слышь–ка, парень! Если у тебя — всё — погляди–ка на мою писанину… Понимаешь, родной хохлацкий я уже забыл, а русский, полагаю, как следует не выучил… Подправь, если что не так…

Я кивнул. Стал просматривать его писанину. Заинтересовала тема: «Организация системы мобильных технологических станций отделочных работ». В стране началось массовое жилищное строительство (промышленное возведение жилых зданий — так незаслуженно обозванных нашим народом «хрущобками»; в рабочей Британии, где они возникли и распространились, считались эти пятиэтажки Даром Господним! Выполнены то и эксплуатировались домики были по Английски и в Англии!). И «станции» моего соседа, несомненно, как раз и составляли сердцевину системы этих воистину гигантских работ (по стране — отделки стен, помещений и кровли более восьмисот тысяч одних только таких вот пятиэтажек!). Внимательно, с интересом, просмотрел работу. Прежде всего, убедившись — написана она великолепно! Да ещё и забытым настоящим языком, узнал который по своим давним архивным поискам. Хорошим русским слогом написана; предсказанной им языковой путаницы не заметив… Того мало, понял с долею зависти и… осторожности: парня этого не мне править…