Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Наполеон попросил меня достать для него медицинское кресло. Об этом я сообщил губернатору, который ответил, что закажет кресло, так как подобных вещей нельзя найти на острове.

28 октября. Впервые после длительного перерыва Наполеон совершил прогулку в карете. После прогулки сообщил мне, что он следовал всем моим лечебным предписаниям. Опухоль на щеке спала, и его лицо выглядит гораздо лучше. Но зубы мудрости шатались, и в них начался кариесный процесс.

Затем мы перешли к обсуждению проблемы национального долга и чрезмерного бремени налогов в Англии. Наполеон признался, что он сомневается в том, что англичане сейчас смогут продолжать производить товары так, чтобы иметь возможность продавать их по такой же цене, по которой продаются аналогичные товары, производимые во Франции, вследствие того, что товары первой необходимости намного дороже в Англии, чем во Франции. Он не скрывал своего неверия в то, что Англия сможет выдержать неимоверное бремя налогов, дороговизну продуктов и сумасбродство плохого администрирования.

«Когда я был во главе Франции, — продолжал он, — имел на руках территорию в четыре раза большую, чем ваша, и население в четыре раза превышавшее население вашей страны, то я никогда не мог повысить свои налоги сверх половины налогов в Англии. Не могу понять, как это выдерживает простой английский народ. Несмотря на ваши огромные успехи, которые и в самом деле почти невероятны и которым во многом способствовали и счастливая случайность и, может быть, просто судьба, я все же не думаю, что вам удастся выкрутиться из неприятного положения: хотя вы командуете всем миром, я не верю, что вы когда-нибудь будете в состоянии сбросить бремя вашего национального долга.

Ваша великая прибыльная торговля держала вас на плаву; но такое положение придёт к концу, когда вы более не сможете продавать свои товары дешевле, чем производители других стран, которые быстрыми темпами наращивают свои силы. Ещё несколько лет подобного процесса покажут, что я прав. Самое худшее, что когда-либо сотворила Англия, — продолжал Наполеон, — так это то, что она стремилась стать великой военной державой, а это невозможно без того, чтобы не превратиться в раба России, Австрии или Пруссии, потому что у вас нет населения, достаточно многочисленного, чтобы сражаться на полях континента с Францией или с любой из названных мною держав, и вы, следовательно, должны нанимать солдат какой-нибудь из этих держав.

Тогда как на море вы превосходите всех; ваши моряки настолько превосходят всех, что вы всегда можете командовать другими, обеспечивая свою безопасность сравнительно небольшими силами. Ваши солдаты не имеют необходимых качеств для поддержания статуса военной державы. Они уступают в ловкости, боевитости и сообразительности французским солдатам. Когда они действуют под страхом плети, то теряют голову, чтобы подчиниться приказу. В отступлении они неуправляемы; и если они прикладываются к бутылке с вином, то в них вселяется столько чертей, что прощай всякая субординация. Я видел отступление Мура, и ничего подобного мне никогда не приходилось видеть. Было совершенно невозможно собрать их вместе и заставить что-либо делать. Почти все они были пьяны. Ваши офицеры служат ради карьеры или ради денег. Вашим солдатам не откажешь в смелости, никто не станет это отрицать; но вы проявили себя плохими политиками, когда стали поощрять увлечение военщиной, вместо того чтобы уделять главное внимание морскому флоту, который является истинной силой вашей страны, той силой, которая всегда будет делать вас могучей державой, пока вы будете сохранять его. Для того чтобы иметь хороших солдат, нация всегда должна находиться в состоянии войны.

Если бы вы проиграли сражение при Ватерлоо, — продолжал Наполеон, — в каком положении оказалась бы Англия? Цвет вашей молодежи был бы уничтожен; ни один солдат, даже лорд Веллингтон, не смог бы ускользнуть». Здесь я заметил Наполеону, что лорд Веллингтон был полон решимости не покидать поле сражения живым. Наполеон ответил: «У него не было возможности отступать. Он был бы уничтожен вместе со своей армией, если бы вместо пруссаков на подмогу пришёл Груши». Я спросил его, разве он не верил, что появившиеся пруссаки как раз и были частью корпуса Груши. Наполеон ответил: «Конечно, я и теперь едва могу понять, почему это была прусская дивизия, а не дивизия Груши».

Я затем взял на себя смелость спросить: не правда ли, если бы не появились ни Груши, ни пруссаки, то сражение при Ватерлоо стало бы битвой с неясным исходом. Наполеон ответил: «Тогда бы английская армия была разгромлена и уничтожена. К середине дня она уже потерпела поражение. Но счастливый случай или, что более вероятно, сама судьба решила, чтобы лорд Веллингтон одержал победу. Я почти не мог поверить, что он даст мне сражение: ибо, если бы он отступил к Антверпену, а именно так ему следовало сделать, меня должны были сокрушить армии в триста или четыреста тысяч солдат, которые подходили, чтобы выступить против меня. Тем, что лорд Веллингтон решился дать мне сражение при Ватерлоо, он дал мне шанс. Это была величайшая глупость — разъединить английские и прусские армии. Им следовало быть вместе; и я не могу понять причину того, что они разъединились. Веллингтон совершил глупость, что дал мне сражение в месте, где, если бы он потерпел поражение, все для него было бы потерянным, ибо он не имел возможности отступить. Позади него стоял лес и, чтобы добраться до него, была лишь одна дорога. Он был бы уничтожен. Более того, он позволил мне застать его врасплох. Это была его колоссальная ошибка. Ему следовало покинуть лагерь под Ватерлоо с самого начала июня, так как он должен был знать, что я намерен атаковать его. Он мог потерять буквально всё. Но ему повезло; его судьба оказалась более удачливой; и всё, что он сделал, было встречено аплодисментами.