Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Я был намерен жить в Англии как частное лицо под чужим именем, но, поскольку они выслали меня сюда и хотят представить дело таким образом, что я никогда не был главой государства и императором Франции, то я по-прежнему сохраняю свой титул. NN сообщил мне, что он слышал, что лорды Ливерпуль и Каслри заявили, что одной из главных причин, почему они выслали меня сюда, было опасение того, что я вступлю в заговор с их оппозицией в парламенте.

Вполне вероятно, они опасались, что я буду говорить правду о них, а это не придётся им по нраву, так как они знали, что если я останусь в Англии, то они будут вынуждены разрешить высокопоставленным лицам встречаться со мной».

Затем Наполеон пожаловался на излишнюю строгость, проявленную в том, что он лишён возможности читать неразрозненную подборку газет и вместо них получает только отдельные номера бурбонской «Таймс».

Через несколько дней в Лонгвуде были выставлены дополнительные пикеты, а также увеличено количество часовых, наблюдающих за Наполеоном, если он прогуливался после захода солнца. Вокруг сада почти закончено окапывание рвов, глубиной от восьми до десяти футов.

27 августа. Наполеон спросил меня, не поссорились ли между собой французский полномочный представитель и госпожа Штюрмер? Я ответил, что Моншеню заявил, что госпожа Штюрмер не знает, как следует входить в гостиную комнату. Наполеона это рассмешило, и он заметил: «Беру на себя смелость утверждать, что старый болван так сказал, потому что она не происходит родом от этих глупцов, старых аристократов. Потому что её отец — плебей. Эти старые эмигранты ненавидят и ревнуют всех, кто, подобно им, не входит в касту наследственных ослов».

Я спросил Наполеона, является ли король Пруссии одарённым человеком. «Кто? — переспросил он. — Король Пруссии? — Его охватил смех. — Он — одарённый человек! Величайший болван на свете. Невежда, у которого нет ни таланта, ни знаний. Внешне он похож на Дон Кихота. Я хорошо его знаю. Он не в состоянии вести беседу в течение пяти минут. Не то, что его жена. Она очень умная и прекрасная женщина, но очень несчастная. Она красива, грациозна и с умом».

Потом он довольно долго говорил о Бурбонах. «Они хотят, — заявил он, — внедрить в армии старую систему. Вместо того чтобы позволить сыновьям крестьян и рабочих получить право стать генералами, как это было в моё время, они хотят дать это право только старой аристократии, эмигрантам, таким, как этот старый болван Моншеню. Когда вы видите Моншеню, то это значит, что вы повидали всю старую аристократию Франции до революции. Такими они все были и такими же они вернулись — невежественными, тщеславными и надменными. Они ничему не научились, они ничего не забыли. Они стали причиной революции и последующего массового кровопролития; и теперь, после двадцати пяти лет ссылки и позора, они вернулись, отягощенные теми же пороками и преступлениями, за которые их изгнали из отечества. Они вернулись, чтобы породить новую революцию. Я знаю французов. Поверьте мне, что после шести или десяти лет всё это племя будет уничтожено и сброшено в Сену. Они — проклятие страны. Это из их числа Бурбоны хотят наплодить генералов. Я же производил в генералы таких же, как я сам, таких, кто вышел из грязи. Когда я находил в человеке талант и мужество, я воздавал ему должное. Я придерживался принципа: карьера открыта для талантливых, не спрашивая о том, есть ли у них хотя бы четверть аристократизма. Это верно, что я иногда продвигал представителей старой аристократии, придерживаясь принципа политики и справедливости, но я никогда не питал к ним большого доверия. Множество людей сейчас видят возрождение феодальных времён: они видят, что вскоре их потомству будет невозможно сделать карьеру в армии. Каждый истинный француз размышляет с болью в душе, что королевская семья, на протяжении многих лет столь одиозная и отвратительная для Франции, силой навязана французскому народу с помощью иностранных штыков.

То, что я вам собираюсь рассказать, даст вам некоторое представление о слабоумии королевской семьи. Когда граф д’Артуа прибыл в Лион для того, чтобы уговорить войска выступить против меня, он хотя и бросился ради этого на колени перед солдатами, но и не подумал прицепить на себя кокарду Почётного легиона. При этом ему было, хорошо известно, что только один вид этой кокарды склонит солдат в его сторону, так как для многих из них было в порядке вещей с гордостью носить её на своей груди, ибо, чтобы заслужить её, ничего не требовалось, кроме храбрости и мужества. Но нет, он украсил себя орденом Святого Духа: чтобы иметь право носить этот орден, вы должны доказать свою принадлежность к аристократическому роду, насчитывавшему, по крайней мере, сто пятьдесят лет. Этот орден был преднамеренно учреждён для того, чтобы исключить заслуги награждённого, и именно такой орден вызвал возмущение в груди старых солдат. «Мы не будем сражаться ради орденов, подобных этому, и не будем сражаться ради эмигрантов, таких, как эти люди». Дело в том, что граф д’Артуа привёл с собой десять или одиннадцать глупцов, бывших его адъютантами. Вместо того чтобы представить войскам тех генералов, которые так часто приводили старых солдат к славе, он взял с собой кучку ничтожеств, которые добились лишь того, что вызвали в памяти ветеранов их прошлые страдания под пятой аристократов и священников.