Дмитрий Власов - О Пушкине и не только

Именно И. Берлин оказался первым претендентом, прототипом «гостя из будущего» в «Поэме без героя», и ещё 4—5 отточечных стихотворений Ахматовой посвящены ему или написаны из-за него. И, наконец, он был включён в её донжуанский (или клеопатринский) список. Негласный, конечно, но для литературной и окололитературной среды обитания — очень даже гласный. В последующие годы сэр Исайя всячески отмазывался от этой чести, но эффект был обратный. Мифы сильнее правды!

«Невстреча» — это через 10 лет, в 56-м, когда они в одно и то же время оказались в Москве, но она сознательно уклонилась от встречи. Был только телефонный разговор, по настоянию Пастернака, видевшего Берлина, только что женившегося на богатой вдове барона Гинзбурга, «полуфранцуженки, полурусской» — как сказал Ахматовой сам Берлин, и очень симпатичной, по словам того же Пастернака. Она холодно спрашивала его о жене (особенно о том, когда именно он женился). На самом деле все прошедшие 10 лет Исайя Берлин был под впечатлением той ещё, ленинградской встречи и вообще считал её главным событием своей жизни… Но в этом он признался много позже. Анна Андреевна поспешила даже уехать из Москвы.

Он пережил её на 30 лет, прожив почти 90. Его литературные заслуги известны, но покрываются «патиной времени». А вот слава «гостя из будущего» и человека, проведшего ночь в Фонтанном доме с Анной Ахматовой — всё растёт.

Она всегда активно отказывалась от расшифровки реальных прототипов своих литературных героев и «без героев». И на восклицания: «Разве вы не помните… то-то и того-то» отвечала в сердцах: «Помню ли? Конечно, помню. Я помню всё — и в этом есть моя казнь».

А мы теперь добавим: и XXI век тоже!

В Ревеле, этом старом добром городе Датского, потом Шведского королевства, потом Российской империи, я впервые оказался через 10 лет после войны. Вся Прибалтика на фоне очередей за хлебом дисциплинированно праздновала 15-летие «любимой» советской власти. Но у меня была своя программа. Уникальный Вышгород сохранял средневековый колорит, старые кирхи не терялись в тени огромного православного собора. К закрытым дверям такой церкви привёл нас друг, нашёл пожилого сторожа или служку, и тот охотно и благожелательно, открыв храм, показал нам всё внутреннее убранство. На выходе из храма он сказал: «Вы стоите на камне, под которым похоронен Дон-Жуан. Он сам завещал похоронить его здесь, чтобы все женщины, входя или выходя из храма, топтали его прах». Наши спутницы оживились, заулыбались и попрыгали на камне, но, впрочем, без злости…

В последующие годы я иногда мысленно возвращался к этому камню. При редких контактах с эстонцами они отмахивались: «Это легенда». Однако же, «Сказка ложь, да в ней намёк». 200 с лишним авторов писали о Дон-Жуане стихи, прозу, музыку. У всех он много путешествует в поисках новых любовных приключений или спасается от предыдущих. Так неужели никто не отправил его в Россию, где побывали, кажется, все самозванцы и авантюристы галантного XVIII века?

Есть-есть такой автор, исследователь времён и душ, и вполне авторитетный, чтобы не сказать знаменитый, заочный друг-учитель и нашего Пушкина — лорд Джордж Гордон Байрон. Его «Дон Жуан» достоин чтения и перечитывания в оригинале, в крайнем случае — в многочисленных уже переводах. Мы же вместе с Байроном отправимся по русским следам великого и ужасного Дон-Жуана. А там, авось, и до Ревеля доберёмся…

И теперь пригодилось ему не только первое, но второе его «умение». Потому что шла очередная русско-турецкая война и Дон-Жуан, вовремя сбежав из султанского гарема, оказался у стен осаждённого русскими войсками Измаила. Выдав себя за французского офицера, сбежавшего из плена, был зачислен в русскую армию. А тут и появился присланный Потёмкиным Суворов, солдаты сразу оживились и вскоре начался штурм такой крепости, какую, по словам самого Суворова, можно взять только раз в жизни.