Вячеслав Дегтяренко - Тáту

Новобранцев перед входом в дышащее паром брезентовое сооружение всех внимательно оценивали старослужащие. Они «старательно» запаковывали вещи в фанерные ящики и якобы отправляли нашим родителям. Попутно проверяли наличие денег, наручных часов, авторучек, зажигалок, домашнего белья и носков. У солдата ничего не должно быть личного и выделяющегося. Никакого белья и носков! Всё — единообразное и казённое!

Мылись мы по десять минут на группу из семи человек. Вода из труб подавалась либо очень горячая, либо наоборот, шла ледяная. Краники отсутствовали. Поэтому приходилось стоять в стороне от сбегающих струй и ладонями черпать её. Полотенец не было, как и тапочек, мочалок, шампуня.

С трудом на мокрое тело налезало бумазейное бельё, которое впитывало в себя влагу.

Форма послевоенного времени. В ней мы скорее походили на военнопленных, нежели на советских солдат. Наиболее популярный размер одежды — сорок шесть, третий рост. На крупных парнях одежда трещала и расходилась по швам, что смешило старослужащих.

Затем наступили премудрости клеймения и пришивания погон, петличек, шевронов, пуговиц, эмблем.

Сержант тщательно проверял качество, измеряя линейкой требуемые миллиметры. Не понравившееся «рукоделие» сдирал. Так продолжалось достаточно долго. Свои услуги предлагали старослужащие. Погоны — червонец, шеврон — три, петлички — два, полный комплект подгонки обмундирования стоил двадцать пять рублей. Находились те, кто не сдерживался и отдавал.

Первые сутки учебки, казалось, вместили в себя более двадцати четырёх часов. «Когда же она закончится, и наступит достойная военная служба? — думал я, та, которую привык наблюдать в передаче „Служу Советскому Союзу“, та, о которой так романтично писали советские литераторы…»

Пока шил, вспоминал стихотворение «Швачка» ( швея ) Т. Г. Шевченко, которое изучали на украинской литературе.

«Рученьки липнуть, злiпаються вiченькi,

Боже чи довго тягти?

З раннього ранку до пiздньоï нiченькi

Голкою денно дерти…»

( Руки устали, слипаются глаза, боже, сколько осталось? С раннего утра до поздней ноченьки иголкой денно шить ).

После подшивки перешли к клеймению обмундирования раствором хлорной извести. Спичкой, на которую наматывалась нитка, необходимо обвести фамилию с инициалами, дату призыва и номер военного билета на всём выданном имуществе, соблюдая заданные размеры и строгие правила. Мне было легко, так как в детском саду воспитатели привили любовь аппликациям и рукоделию. Все мальчики к восьмому марта вышивали салфетки с пионами для мам и бабушек.

Через неделю учебки нас сформировали в команду из двадцати человек. На продовольственном складе выдали сухой паёк, пешком мы дошли до станции Горностаевка, там сели в дизель-поезд, и он повёз нас в южном направлении.

Первым делом опустошили содержимое сухого пайка, состоявшего из перловой каши, жира с прожилками говядины, заспиртованного хлеба и сухого гороха. Всё было проглочено сразу, несмотря на внешнюю непривлекательность содержимого, под указания сопровождающего, что ехать будем долго. Но и этого оказалось мало. Голод продолжал мучить. Пассажиры вагона, заметив бегающие взгляды, угощали нас, кто чем мог, и мы не стесняясь брали.

Увидеть его улицы мы смогли лишь через щель брезентового навеса грузового автомобиля, который привёз нас в Харьковское высшее военное авиационно-инженерное училище (ХВВАИУ).

— Повезло вам, пацаны! — сказал водитель ГАЗона, — это не в полях окопы копать.

Нас было мало в сравнении с остальной массой солдат. Всех, не принявших присягу, окрестили «духами». И полтора месяца выкрики дедов и черпаков: «Духи, вешайтесь!» преследовали марширующие ряды.

Сержант Пейшель поставлен руководить нашим взводом на карантине. Что это означало, никто не знал. Ведь мы не заразные и ничем не болели.

Всех молодых солдат разместили в одной казарме. По ночам в кубрики приходили «старики». Наверное, от скуки или от злобы, нам устраивали учебные тревоги и «смотрины». Заодно с обмундирования отрывались пуговицы, «сравнивались» ремнём окружности талии и головы. Кого-то заставляли отжиматься от пола или пробивали грудь. За деревянной перегородкой казармы жили стройбатовцы, которые после ухода «экзаменаторов», продолжали вбивать азы армейского бытия. На каждую метко брошенную фразу, необходимо было дать ответ, как правило, одновременно всем взводом, громко и нецензурного содержания. Ночи были бессонными и состояли из тренировок на одевание. Сорок секунд — пока горит спичка. За это время надо выпрыгнуть из кровати, одеть и застегнуть обмундирование, намотать портянки. «Намучившись» с нами до двух-трёх часов ночи, сержанты шли спать, оставляя нас пришивать оторванные пуговицы и устранять выявленные недостатки.