Олег Болдырев - Блаватская. Вестница Шамбалы

Все думали, что она черпает эти увлекательные рассказы из своего воображения, а в действительности перед ней раскрывались страницы из незримой летописи природы. Подтверждение, что она обладала этим редким даром, дает нам сама В.П. Желиховская. По ее словам, вся природа жила для нее своей особой, невидимой для других жизнью. Для нее не только кажущееся нам пустое пространство было наполнено, но и все вещи имели свой особый голос, и все, что нам кажется мертвым, жило для нее и рассказывало ей по-своему про свою жизнь. В подтверждение В.П. Желиховская дает нам в своих воспоминаниях замечательную сцену, которая разыгралась во время детского пикника, когда целая группа приглашенных детей собралась в яркий летний день на песчаной полосе земли, которая, несомненно, была некогда частью морского или озерного дна. Она была вся усеяна остатками раковин и рыбных костей, попадались и камни с отпечатками на них не существующих более рыб и морских растений.

В.П. Желиховская вспоминает маленькую Елену, растянувшуюся на песке; локти ее погружены в песок, голова поддерживается соединенными под подбородком ладонями рук, и вся она горит вдохновением, рассказывая, какой волшебной жизнью живет морское дно, какие лазурные волны с радужным отражением катились по золотому песку, какие там яркие кораллы и сталактитовые пещеры, какие необыкновенные травы и нежно окрашенные анемоны покачивались на дне, и между ними за резвыми рыбками гонялись разные морские чудовища. Дети, не спуская с нее глаз, слушали ее зачарованные, и им казалось, что мягкие лазурные волны ласкают их тело, что и они окружены всеми чудесами морского дна… Она говорила с такой уверенностью, что вот около нее проносятся эти рыбки и эти чудовища, рисовала пальцем на песке их очертания, и детям казалось, что и они их видят… Однажды, в конце подобного рассказа, произошел страшный переполох. В момент, когда ее слушатели воображали себя в волшебном мире морского царства, она вдруг изменившимся голосом заговорила, что под ними разверзлась земля и голубые волны заливают их… Она вскочила на ноги и на ее детском лице отразилось сперва сильное удивление, а вслед затем и восторг, и вместе безумный ужас, она упала ниц на песок, крича во всю мочь: вот они, голубые волны! Море… Море заливает нас! Мы тонем… Все дети, страшно перепуганные, бросились тоже вниз головой на песок, крича изо всех сил, уверенные, что море поглотило их…

Также Елену привлекал столетний пасечник, живший при имении Бараний Буерак, неподалеку от Саратова. Местные жители считали его колдуном. Знавший очень много об оккультных свойствах трав и цветов, он, по слухам, мог предсказывать будущее. Елену неудержимо влекло к нему, и она старалась навещать странного старика при каждом удобном случае… Приходя к нему, она задавала кучу вопросов, а потом с жадным вниманием слушала, как научиться понимать язык пчел, птиц и зверей… Он нередко говорил: "Эта маленькая барышня совсем не такая, как другие… Ее ждет большое будущее. Жаль, что я не доживу до той поры, когда исполнятся мои предсказания; но исполнятся они непременно!"

Часто рассказывала она о различных посещениях, описывая неведомых нам лиц. Чаще всех перед нею появлялся величественный образ Индуса в белой чалме, всегда один и тот же, и она знала его так же хорошо, как и своих близких, и называла своим Покровителем; она утверждала, что именно он спасал ее в минуты опасности.

Один из таких случаев произошел, когда ей было около 13 лет: лошадь, на которой она каталась верхом, испугалась и понесла; девочка не смогла удержаться и, запутавшись ногой в стремя, повисла на нем; но вместо того, чтобы разбиться, она ясно почувствовала чьи-то руки вокруг себя, которые поддерживали ее до тех пор, пока лошадь не была остановлена.

Другой случай произошел гораздо раньше, когда она была совсем еще крошкой. Ей очень хотелось рассмотреть картину, висевшую высоко на стене и завешанную белой материей. Она просила раскрыть картину, но просьба ее не была уважена. Раз, оставшись в этой комнате одна, она придвинула к стене стол, втащила на него маленький столик, а на столик поставила стул, и ей удалось на все это вскарабкаться; упираясь одной рукой в пыльную стену, другой она уже схватила уголок занавески и отдернула ее, но в это мгновенье потеряла равновесие, и больше она ничего уже не помнила. Очнувшись, она лежала совершенно невредимая на полу, оба стола и стул стояли на своих местах, занавеска перед картиной была задернута, и единственным доказательством, что все это произошло наяву, был след, оставшийся от ее маленькой ручки на пыльной стене, пониже картины.