Наталья Смирнова: Вестница

Она

"… и схлестнулись две стихии, уничтожая все живое на своем пути. И не могло быть ни победителей, не побежденных в этой кровавой войне…"

Нет, не так. Где же мое хваленое красноречие? Попробуем по-иному. Я перечеркнула последнюю строчку, и начала писать заново.

"… И погрузился мир во тьму и хаос…"

Тьфу ты. Снова не так. Нет, видимо, я никогда не закончу описывать эту войну. Плоховастенький из меня хронист. Вторую неделю (впрочем, кто здесь время считает?) пытаюсь дописать одну главу, но ничего не получается! Да и писать я красиво не умею. А чтобы описать великую войну, нужно уметь связывать красивые и звучные слова. Ах да, еще использовать всякие олицетворения и метафоры. А я этого не умею, и учиться этому не хочу и не буду! И спрашивается: какого Темного я здесь делаю? Ответ простой: не помню. Да-да, именно не помню.

В один прекрасный день… (Нет, не так).

В один ужасный день я просыпаюсь, но ничего не помню. Именно так, ни черта не помню. Ощущение, скажу я вам, не из приятных. Лежу, понимаете ли, в постели, под теплым одеялом, и понимаю, что ничего не понимаю. Извиняюсь за каламбур. И главное, вспомнить ничего не могу. Ни где я живу, ни кто мои родители, я даже имя свое забыла! Забыть собственное имя! Это ужасно, но ужаснее всего не помнить свои корни. Я даже перепугаться не успела, на меня столбняк какой-то нашел. Ну, я встала, на негнущихся ногах подошла к зеркалу. Слава Светлому, оно было в этой комнате. Хотя комнатой это сложно было назвать, вокруг не было ни одной стены! Вот кровать, вот стол, вот зеркало, а дальше темнота. Однако тогда мне на это было наплевать. Меня совсем не интересовало, на чем висит зеркало, и как я хожу по полу, если его нет, а под ногами все та же темнота.

Я внимательно посмотрела на свое отражение, пытаясь увидеть хоть что-то знакомое. Но там стоял совершенно чужой человек, лет так… ну пусть двадцати пят… двух. Короткие иссиня-черные волосы, остренькие черты лица, немножко пухленькие губки. Симпатяшка, да и только, если б не глаза. Признаюсь честно, посмотрев себе в глаза, я жутко перепугалась. В этих темно-синих глазках я увидела только холодное спокойствие, без примеси каких-либо иных чувств: жестокие, холодные, привыкшие к любым поворотам Судьбы. Проще говоря: маньячные глаза.

Я решила улыбнуться. Разве милая улыбочка не подходит такой милой девочке? Я улыбнулась. Угу. Лучше б я сразу повесилась! От такого оскала, какой вызверился в зеркале прямо на меня, мне стало окончательно плохо.

Тогда я решила больше не разглядывать лицо, а присмотрелась повнимательней к другим частям своего тела.

Кожа у меня оказалась бледной — видимо, солнышка я не люблю. И еще: я, оказывается, высокая и стройная. Хоть на этом спасибо. Наверное, я сидела на какой-то диете? Уж больно тощая. Не-а, такую на диету не посадишь, даже под угрозой смерти.

Одета я была в черную комбинацию, всю в кружевах. М-да. На шее висел кристаллик в форме октаэдра. И только я хотела до него дотронуться, он (!) заговорил:

— Руки прочь! Прошу не лапать.

С перепугу мне захотелось побыстрее снять этот разговорившийся кристалл, но и тут он меня опередил.

— Ээээ, ты что это делать собираешься? Даже не думай. Неужто ты и ума лишилась? — снова зазвучал мелодичный голосок из ниоткуда.

— Кто это? — если честно, я себя очень глупо чувствовала, разговаривая сама с собой.

— А ты что, забыла? Ах, да, ты и правда ничего не помнишь, — по-моему он издевался. — И за что на меня вечно вешают полоумных? — Я, конечно, не знаю, как кристаллы умеют вздыхать, но этот неопределенный звук больше всего напоминал именно вздох. — В общем, слушай и запоминай. Два раза повторять не буду. Ты работаешь хронописцем.

— А поприличней слова не придумали?

— Не перебивай, — засиял кристалл голубым цветом. — А то вообще ничего не узнаешь. Ты, как хронописец, просматриваешь небольшой эпизод жизни, важный для мира, и записываешь в страницы Судьбы.

— Чего-чего? — не выдержала я.

— Ничего! — полыхнул он фиолетовым. — Такие же работники как ты, добывают информацию, затем, с помощью магии, ты просматриваешь то, что они накопали, и заносишь все это в книгу! — раздраженно протараторил кристалл. И чего ему не нравится? Стоп! Неужели я занимаюсь такой фигней? С такими-то глазами? Не верю.

— А где я?

— Нигде, — отрезал он.

Как это — нигде? Так не бывает. А как же законы природы?

— А как тебя называть? — попробовала я по-другому.