Галина Марцишек - Мы на своей земле

— Плохое дело… — ответил мне муж. — Вчера на повороте в Усатово, его, — кивнул он в сторону техника, — встретили два каких-то бандита, отняли фонарь и оставили старика в темноте, в нескольких километрах от выхода. Он лег на землю, пытался ползком нащупать дорогу, а там разветвлений… Всю ночь ползал… И если бы случайно не подошли мы, то ползал бы до самой смерти. Иван Никитович, нужно обязательно прочистить катакомбы, в них могут укрываться не только эти два бандита, Фронт ведь рядом…

— Сегодня же доложу Бадаеву и попрошу его расчистить усатовские шахты, — ответил Иван Никитович, наливая спирт в рюмку из графинчика.

— На, пей! — протянул он технику. — Но тот отрицательно покачал головой. — Пей, говорят тебе! Сразу полегчает, согреешься.

Техник с трудом проглотил разведенный водой спирт и съел маленький кусочек хлеба с колбасой.

Иван Никитович дал старику немного продуктов для его больной, парализованной жены и проводил до выхода из катакомб.

Жена техника умерла в тот день, когда он ползал по катакомбовским дорогам, пытаясь найти выход. Сам техник впоследствии был арестован оккупантами по подозрению в связи с партизанами, подвергнут пыткам. Он умер в застенке, не выдав тайну шахты номер два, где находилась наша партизанская база.

Работа в катакомбах кипела. Иван Никитович и Иван Иванович пилили камень, устраивая будущий партизанский лагерь. Они соединили наш штрек с соседними, расположенными за пятиметровой стеной. В центре устроили дежурную комнату, посредине сложили из бута большой овальный стол, под стенами намостили каменные скамьи. В нише штрека — склад для хранения оружия и огнеприпасов. Направо от дежурной, в обширном забое построили вторую спальню на 25 человек. Рядом два забоя отвели под командирские спальни. Украсили стены. В углу дежурной вырубили в стене нишу и, застелив ее бумагой, расставили книги.

С гордостью оглянув дело рук своих, Иван Никитович сказал:

— Ну, Ванюша, теперь у нас задача — найти воду. Идем на обводную дорогу. Там она должна быть.

До сих пор мы пользовались водой из глубокого подземного колодца, находившегося в полукилометре от лагеря. Идти к колодцу нужно было по центральной штольне Нерубайское — Усатово, что не исключало нежелательных встреч.

Новый колодец рыли на территории лагеря на обводной дороге. Каменистый грунт долбили ломами и кирками. Песок и камни вытаскивали ведрами и высыпали недалеко в забоях. Продолбили метра три, но вода не показалась. Иван Никитович начал волноваться, поглядывать на кровлю и бормотать:

— Да неужели? — и здесь же успокаивал себя. — Нет, не может этого быть. Вода есть! Долби дальше.

На четвертом или пятом метре песок стал сырым. Показалась вода. Иван Никитович торжествовал:

— Я же говорил вам, что найдем воду.

В помещениях нашего будущего лагеря могло быть уютно, если бы не холод да не сырые каменные стены катакомб.

Мне часто приходилось оставаться в лагере одной. Я пугливо оглядывалась на шорох, мне казалось, что из-за каждого поворота штреков кто-то следит за мной. Муж, замечая мой страх перед катакомбами, говорил:

— Борись, дорогая, изгоняй страх. Страх — это слабость, но ее можно побороть.

Мною овладело отчаяние. Как именно бороться со страхом, я не знала. Однажды, доведенная до крайнего возбуждения, я ушла из лагеря, чтобы подавить боязнь или идти по катакомбам до тех пор, пока в лампе не выгорит горючее. «Ведь жить со страхом в сердце нельзя», — решила я.

Свет фонаря пробивал темноту подземелий не больше, чем на пять-шесть метров, дальше все тонуло в густом мраке. Снова и снова меня мучила мысль: что же делать?

«Когда же, наконец, это подлое чувство покинет меня?!» — закричала я и пугливо прислушалась. Пористые стены подземных лабиринтов поглощали звуки голоса, возвращая их обратно глухим неясным шумом. В глубокую тишину штолен и штреков врывались зловещие шорохи. Я вздрагивала, до боли всматривалась в темноту. Это срывались с потолка «коржики» 2 2 «Коржики» — отслоившиеся кусочки камней. , да шуршал песок под ногами. Я плакала и шла… Перелезала завалы, заходила в боковые отсеки, натыкалась на тупики, возвращалась обратно и… снова брела. В одном из забоев я увидела две неглубокие ямки, а в них скелеты. Череп одного лежал немного в стороне. В изголовьи каждого скелета поставлены торчком острые камни. Хотела закричать. Хотела бежать, но ноги словно свинцом налились.

Я стояла, растерянная и беспомощная. Вдруг в углу заметила какую-то бумажку, потемневшую от времени. Стало почему-то менее страшно. Бумага вещь бытовая, напоминающая о жизни, заставила меня опомниться. Примостившись на камень, я начала рассматривать свою находку. На пожелтевшей от времени бумаге текст сохранился очень хорошо. Это была листовка подпольного партийного комитета большевиков времен гражданской войны. Партийная организация призывала трудящихся Одессы бороться с интервентами и белогвардейцами.