Марк Уральский - Молодой Алданов

Типичным примером аккультурации и ассимиляции была и семья Ионы Зайцева. Все его внуки и правнуки лишь происходили «из евреев», но душой и сердцем полностью были связаны с русской и европейской литературой и русской и западноевропейской культурной традицией. Ни писатель Марк Алданов, ни его родная сестра писатель Любовь Полонская, ни его жена переводчица Татьяна Ландау-Алданова, приходившаяся ему кузиной, ни племянница - поэтесса Гизелла Лахман, ни племянник - поэт и переводчик Рауль Робиненсон [28] О Гизелле Лахман и Рауле Робиненсоне см.: Российское Зарубежье во Франции (1919-2000). Биографический словарь в 3-х тт. Под общ. ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской. URL: http://www.dommuseum.ru/old/?m=dist , уже никто ни в какой степени не имели отношения к еврейской среде.

Генеалогическое древо Марка Алданова по материнской, т. е. «зайцевской» линии, свидетельствует, что он состоит в различных (по отдаленности) степенях родства с целым рядом крупнейших филологов и литературоведов ХХ столетия. Двоюродным братом Алданова является Яков Малкиель (Yakov Malkiel, 1914-1998), знаменитый американский этимолог и филолог, специалист по романским языкам, троюродными братьями которого - по отцовской линии - были историк литературы Юрий Николаевич Тынянов и академик Виктор Максимович Жирмунский. Примечательно также, что Юрий Тынянов является одновременно и видным историческим романистом, писавшим, в частности, как и Алданов и примерно в то же время, об эпохе царствования Павла I (повесть «Восковая персона», 1931). Неизвестно, знал ли Алданов о своем далеком родстве с Ю. Н. Тыняновым, но отзывался он о нем - советском, а значит, несвободном «от системы ‘заданий’» художнике (sic!) - с большим уважением и, в первую очередь, именно как об историческом романисте: «В исторических его вещах нет ни пресмыкательства, ни желания угодить начальству. Кроме того, он ученый человек и добросовестный исследователь: он хорошо изучил ту эпоху и тех людей, о которых пишет. <...> Его исторические персонажи выписаны чрезвычайно тщательно, точно, иногда очень тонко, но это все-таки не живые люди. <...> Со всем тем, и он, бесспорно, даровитый человек <...>. Вполне возможно, что из него выйдет большой писатель. Я очень этого желаю, но не очень в это верю» [29] Алданов Марк. Вековой заряд духовности. Две неопубликованные статьи о русской литературе // Октябрь. 1996. № 12. С. 175. .

Здесь же, поскольку речь у нас идет о биографии Марка Александровича Алданова, особо отметим, что он обладал исключительной способностью к иностранным языкам: свободно владел английским, немецким и французским, отлично знал, как особо отмечено в его гимназическом аттестате, также латинский и древнегреческий. При этом родного, казалось бы, ему еврейского Алданов, как ни странно, совсем не знал. Об этом он писал 15 июля 1950 года своему знакомому А. И. Погребецкому, предложившему ему посетить Израиль с курсом лекций: «Нисколько не отказался бы и от лекций, но на каком же языке? Ведь я, к сожалению, еврейского языка не знаю» [30] «...Интерес к Вам есть...» (Неосуществленные проекты поездки М. А. Алданова в Израиль и его издания на иврите) / Публикация А. А. Чернышева, В.Хазана. Вступит. заметка и комментарии В. Хазана // Архив еврейской истории. Том 6. - М.: РОССПЭН, 201. - С. 248. . То, что полиглот Алданов не знал идиш, указывает на исключительно высокую степень ассимиляции его ближайшего окружения. Ну, а незнание им иврита свидетельствует об отсутствии у него даже начального еврейского религиозного образования, которое в традиционных еврейских семьях было обязательным для мальчиков. В противном случае, имея вкус и способности к изучению иностранных языков, он, несомненно, в детстве выучил бы эти языки.

Из всего этого явствует, что Марк Ландау (Алданов) рос и воспитывался в сугубо русской атмосфере, а посему всегда и во всем искренне ощущал себя русским человеком. Эта, без натяжек и оговорок, жизненная позиция никогда им не манифестировалась в форме нарочитого ура-патриотизма, но она недвусмысленно прочитывается из высказываний в его частной переписке и литературных произведениях: «Он очень любил Россию - той особенной любовью, какой ее любят некоторые из русских инородцев» («Девятое термидора»).

Для представителей его поколения - полностью ассимилированных в русской среде выходцев из богатых еврейских семейств Санкт-Петербурга, Киева, Одессы - такого рода «русскоцентризм» был явлением типичным. Ассимилированные еврейские интеллектуалы испытывали восторженно-прозелитское, зачастую умилительное чувство любви ко всему русскому. Их разговорный и литературный язык нередко демонстрировал нарочитую любовь к «истинно русским» оборотам речи и поговоркам. Такова, например, речевая стилистика культурного преуспевающего еврея-адвоката Семена Исидоровича Кременецкого - героя романов Алданова «Ключ», «Бегство», «Пещера». Этот персонаж, по словам В. Набокова, «родился и жил в воображении одного только Алданова», но при этом оказался столь удавшимся с точки зрения «типичности», что современники упорно искали его прототип в своей среде [31] Будницкий О., Полян А. Русско-еврейский Берлин: 1920-1941. - М.: Новое литературное обозрение, 2013. - С. 364. . Отметим, что слащаво-умильное любование исконно-«посконным» являлось в конце ХІХ - начале ХХ в. своего рода маркером ретроградского консерватизма, носители которого упорно отстаивали к тому времени изжившую себя концепцию «официальной народности» [32] Вортлшн Р «Официальная народность» и национальный миф российской монархии XIX века // РОССИЯ. Вып. 3 (11): Культурные практики в идеологической перспективе. - М.: ОГИ, 1999. - Сс. 233-244. .