Марк Уральский - Молодой Алданов

С середины 1920-х гг., обретаясь в Сорренто в статусе «советского пансионера», Максим Горький, пристально следил за актуальным литературным процессом как в СССР, так и на Западе. Не упускал он из поля зрения публикации Марка Алданова, ставшего популярным писателем русской эмиграции. Об этом красноречиво свидетельствуют его письма тех лет [65] Имя Алданова встречается в письмах Горького только в период с 1924 по 1927 гг.: Горький, Максим. Полное собрание сочинений. Письма в 24 томах. тт. 14; 15; 16. - М.: Наука, 2004-2013. Сс. 97; 79, 330, 374, 378; 336. . Отношение к Алданову, как, впрочем, и ко всем писателям-эмигрантам, у Горького декларативно неприязненное: и всех вместе, и каждого в отдельности, в том числе своих бывших друзей, он поносит почем зря. Алданова он не столько ругает, сколько «отчуждает», противопоставляя ему «своих» - советских авторов исторических романов: Александра Чапыгина, Ольгу Форш, Юрия Тынянова... Не нравится ему ни стиль Алданова - как слишком «сухой», ни его постоянное обращение к «духу» Льва толстого, с которого, по его мнению, Алданов «списывает» свои исторические романы. По всему чувствуется, что личность Алданова чужда ему и антипатична. Со своей стороны и Алданов, исключительно по политическим соображениям, отказывается участвовать в каких-либо литературных акциях вместе с Горьким, о чем сообщает Бунину в письме от 21 июля 1927 года: «Разумеется, я решил... отказаться от участия в сборнике - как и Вы, с Горьким я печататься рядышком не намерен» [66] Грин Мелица. Письма М. А. Алданова к И. А. и В. Н. Буниным // «Новый Журнал». 1965. № 81. С. 279. .

Интересно, что Горькому, объявленному основоположником метода «социалистического реализма», для которого в литературе, как, впрочем, и в других видах искусства, на первое место выступала «идея», призванная просвещать, организовывать и направлять массы, романы Алданова, которые действительно являются романами идей, не нравились. Алданов утверждал, что при оценке любого романа необходимо, опираясь на триаду: действие, характер, стиль, - добавить к ней также идею. Для Алданова - это проповедь гуманизма и нравственных принципов Красоты - Добра как единственно возможной основы повседневного человеческого существования. Вместе с тем, над прозой Алданова не довлеет какая-то ярко выраженная духовная идея, как у Максима Горького («Созидание Нового Человека» - «Человекобожества»); он не декларирует своего нравственно-этического учения, как Лев Толстой; не ищет ни нового Откровения, ни новых догматов, чтобы приблизить эру Св. Духа, Третьего Завета, «вечного Евангелия», о котором пророчествовал Дмитрий Мережковский. Его размышления, как и у Достоевского, которого он декларативно не любил, - это философствование экзистенциального типа.

Итак, с конца 1920-х гг. Алданов и Горький разошлись окончательно и навсегда. Но если Горький посчитал за лучшее об Алданове «забыть», то Алданов запомнил его на всю жизнь, причем с лучшей стороны. Говоря в статье «Воспоминания о Максиме Горьком» о безоговорочной капитуляции старого писателя-демократа перед тоталитарным сталинским режимом, он старается хоть как-то да подсластить горькую пилюлю: «.покорившись окончательно партии, Горький мог ей пригодиться. Он мог бы, например, быть ‘президентом республики’. <...> Для общественного мнения Западной Европы и Америки такой президент был бы совсем хорош. Однако Ленин ему подобного поста никогда и не предлагал. <...> Но не предложил ему высокой должности и Сталин после того, как Горький вернулся из Италии в СССР, после того, как он в 1929 году окончательно, ‘на все сто процентов’, принял советский строй, включая и личный культ нового диктатора, и массовые расстрелы, и концентрационные лагеря, которые он посещал в качестве благосклонного либерального сановника в сопровождении видных чекистов. То, что Горькому высоких постов все-таки не предложили, свидетельствует, конечно, в его пользу».

В личной библиотеке Горького (Музей-квартира М. Горького в Москве) хранится книга Алданова «Толстой и Роллан» с довольно- таки странной дарственной надписью Алданова: «Творцу ‘На дне’ и ‘Детства’ долг искреннего удивления. Автор. 9/ХІ 1915». Однако со стороны Горького, столь чутко относившегося к имени Льва Толстого, в тот самый год, когда его будущий «французский друг» Ромен Роллан был удостоен Нобелевской премии по литературе, никакой публичной реакции на эту алдановскую книгу, о коей речь пойдет ниже, не последовало.