Яков Резник - Так добывалась Победа

— Давай назад! — крикнул я механику и, как мы условились, толкнул его ногой в спину.

Танк вздрогнул и пополз под уклон. Теперь мы находились вне опасности. Как выяснилось позже, второй немецкий снаряд пролетел настолько низко, что вихрем сбило фуражку с головы Пупкова. Высокая труба находившегося невдалеке кирпичного завода разлетелась вдребезги.

За боем все время наблюдали наши товарищи на наблюдательном пункте, и, когда мы вернулись, все были рады благополучному исходу.

Итак, в результате боевой операции из десяти немецких танков было уничтожено шесть.

На следующий день, рано утром, нас послали на прежнюю боевую позицию с заданием обстрелять немецкие танки, движение которых в районе просеки наблюдалось всю ночь.

Наша машина выдвинулась на прежнюю боевую позицию. Ждать пришлось недолго. Но появилось на дороге всего лишь два танка. Они мчались на большой скорости. Как видно, немцы стали осторожнее после вчерашнего разгрома. Так как дорога и просека мною были пристреляны еще вчера, то для меня не составляло большого труда зажечь и эти два танка. Нас же обстрелять немцы просто не успели.

Мы вернулись к своим. Через некоторое время узнали о том, что командир бригады гвардии полковник Фомичев, связавшись по радио с нашим командованием, сообщил, что наша пехота попыталась прорваться через просеку к городу, но была обстреляна противником. Разгром немецких танков на этом участке дал возможность пехоте достичь успеха.

Он объявил благодарность всему экипажу за успешное выполнение ответственного боевого задания и приказал представить нас к правительственным наградам.

К тому времени наш экипаж имел на своем боевом счету девять уничтоженных немецких танков, а к концу войны прибавились еще две пушки и железнодорожный состав с немецкими солдатами и офицерами.

В мою красноармейскую книжку вписана большая награда: орден Отечественной войны 2-й степени. Вот я и хочу рассказать, как я заслужил этот орден.

В мае к нам в экипаж пришел новый командир гвардии младший лейтенант Кулешов. Он стал принимать танк, обнаружил грязную пушку и дал мне, командиру башни, «копоти», как говорят танкисты.

Ушел командир, а мы загоревали. «Ну, — думаем, — попал к нам уж очень суровый командир, трудно с ним будет». Но скоро мы поняли, что взыскателен он не потому, что у него плохой характер, а любит он порядок и дисциплину.

Жили мы дружной боевой семьей. Народ в нашем экипаже сошелся молодой, от 21 до 24 года рождения, все комсомольцы. Очень быстро мы с помощью своего командира добились того, что по боевой подготовке вышли на первое место.

Первая встреча с немецким танком «тигр» у нас произошла на четвертый или пятый день боев. Кулешов зажег его первым снарядом. Он бил с дистанции 1000 метров, и все три снаряда попали точно в одно место. Вот когда мы по-настоящему полюбили своего командира.

Мы шли в передовом отряде, когда внезапно натолкнулись на оборону врага и засаду из четырех «пантер». Все наши танки сразу свернули в лес, а Кулешов получил приказ: подойти к «пантерам» и уничтожить их. Все знали, какой отличный артиллерист наш командир, потому-то и возложили на него эту трудную задачу.

Кулешов пришел к нам и спокойно объяснил задачу. Предстоял неравный бой. Лесом он вывел свою машину на опушку и сделал три выстрела. Немцы обнаружили нас и открыли огонь.

Механик Юдаков отвел машину назад в лес. Кулешов высадил из танка стреляющего и радиста: зачем, мол, рисковать ими. Сам он сел за стреляющего, я был заряжающим, держал наготове снаряды. Тогда Кулешов вывел машину правее того места, где нас обстреляли, и открыл стрельбу. Первая «пантера» запылала. Вместе с другими нашими танками мы зажгли все четыре «пантеры».

Немцы панически бежали. Но снаряды Кулешова догоняли их. Наша пехота, стоя возле нас, кричала «ура!» после каждого выстрела.

В первый день боев в большом украинском городе был ранен стреляющий Горовой, а на второй — и сам Кулешов. Нам было больно расставаться с командиром, но на войне нужно привыкать ко всему.

Теперь нас в машине осталось трое. Я с места заряжающего пересел на место стреляющего, а радист Воробьев заменил меня. Кулешов мне сказал на прощанье: