Яков Резник: Сотворение брони

Весенним днем тридцать третьего года два легковых автомобиля промчались через контрольно-пропускной пункт подмосковного танкодрома. Дежурный предупредил по телефону все службы:

— Товарищ Ворошилов проследовал к полосе препятствий, товарищ Орджоникидзе — к северной роще.

Командир сводного батальона построил полтора десятка средних и тяжелых машин перед опушкой, к которой приближался, блестя на солнце черным лаком, открытый «паккард» Орджоникидзе.

Как только автомобиль остановился, раздалась команда: «Батальон, смирно!» — и комбат приблизился к Серго.

— Товарищ народный комиссар! Танкостроители и танкисты заканчивают тренировки и подготовку машин к параду войск на Красной площади. Старший испытатель боевой техники командир сводного батальона Жезлов!

Пожав руку комбату, Серго продолжал пристально в него вглядываться — очень уж знакомыми были кряжистая фигура, упрямый подбородок и брови-щетки над серым прищуром глаз.

— Как будто Петр Жезлов воскрес… Не родственник?

— Сын, товарищ нарком. Фрол Жезлов.

— Тот мальчишка, что упросил отца взять его в эскадрон? Тот, что обещал «рубать белых не хуже любого конника»?

«Ну и память!» — мысленно поразился Жезлов.

— Тот самый, товарищ нарком.

— То-то гляжу — вылитый батя!

И перед строем танкистов и рабочих обнял комбата, похлопал его по широченным плечам:

— По доброй воле сменил коня на танк?

Жезлов помедлил с ответом. Хотелось рассказать наркому, как он попал в бронеотряд конармии Буденного и оседлал броневичок вместо скакуна, как окончил военное училище, а недавно — танковые курсы в Ленинграде. Но произнес лишь две фразы:

— Время заставило, товарищ нарком. После курсов надумал в испытатели пойти.

— Похвально. Ну показывай свое войско, Фрол Жезлов!

Серго и Жезлов обходили экипажи. Нарком был в полувоенной форме — фуражка с красноармейской звездочкой, защитный френч, заправленные в сапоги брюки галифе. Он по-командирски громко здоровался с танкистами и рабочими.

У бойцов Серго выяснял, как ведут себя средние и тяжелые танки на полосе препятствий и в дальних пробегах, случались ли непредвиденные остановки и по какой причине — из-за слабости ли мотора, несовершенства ходовой части или по неопытности водителей. Когда командир одной из машин вздумал ответить за смутившегося красноармейца, Серго остановил его:

— Боец сам скажет…

Жезлова поражало, как свободно ориентируется нарком в конструкции новых танков, какие тонкие замечания делает сборщикам и заводским испытателям — будто вместе с ними создавал эти машины, — как он радуется малейшей новинке.

Из-за крайнего в строю танка показался длинный, худой, одетый в синий рабочий комбинезон начальник КБ Ленинградского опытного завода Семен Гинзбург. Веснушчатое лицо выражало досаду — опоздал к появлению наркома.

— Где ты, Семен, прятался?

— В танке, товарищ Серго. Сказали, топливный насос сплоховал… Проверил — все в порядке.

— Гляди, если на Красной площади промашка выйдет — не пощажу!

Но то, как он это произнес, как положил руку на острое плечо конструктора, ясно показывало, что нарком не сомневался в Гинзбурге, что он не случайно доверил ему руководство центральным конструкторским бюро по танкам, а когда пустили опытный завод в Ленинграде, послал туда начальником КБ. Спроектированный ленинградцами однобашенный, пушечный Т-26 стал подвижной лабораторией и одним из самых массовых танков Красной Армии. На шасси Т-26 были сделаны три образца самоходных артиллерийских установок. Но сейчас наркома интересовала главная новинка опытного завода.

— Когда будет готов проект? — спрашивал он Гинзбурга.

— В мае, товарищ Серго.

— Оптимальная толщина брони?

— Шестьдесят миллиметров.

Жезлов догадался: речь идет о проекте первого танка с противоснарядной броней. Но ответ конструктора показался ему фантастичным. «Оговорился, наверно. Мыслимо ли на среднем танке ставить такую, если лобовая броня тяжелого танка и та тридцать миллиметров?!»

Жезлов подумал, что мешает конструктору откровенно поговорить с наркомом, и нашел предлог отойти подальше.

— Ты что хотел мне сказать, Семен? — спросил Серго.