Алекс Динго - Александрида. Битва брони и огня. СУ-152

© Алекс Динго, 2021

ISBN 978-5-0053-5137-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Алекс Динго

Небеса обетованные декабрьские однотонные лилейные выглядели так, словно молоко убежало из сотейника при нагревании на газовой плитке. И слегка кипели местами зефирные облака, как белая пенка. Веял лёгкий, беглый, свободный ветерок. Слегка порошили небольшие снежинки, как конидии из новогодней хлопушки. И всё складывалось и походило на чью – то большую феерию. Москва привычно бурлила своим гулом. Красиво вдали возвышался красный кремль, сверкая звёздами. Река петляла чудно в своём монолитном русле. Деревья окутались в белые шубки, шапки и варежки. По дорожному кольцу бесконечно лихо неслись автомобили. И шумели изредка клаксонами нервные и не выспавшиеся водители. Но попадались и редкие провокаторы и стервозные бизнес-леди, которым не хватало, как обычно, драйва и адреналина. По бульварам метались в разные стороны пешеходы. И здесь имелись и крутые, и деловые, и не занятые, и лысые, и с голливудской улыбкой, и таранного типа, и просто тунеядцы и бездельники. Среди них выделялся пёс Барбос. Он бурого цвета. Шерсть гладкая. Морда треугольная. Уши опущены и широкие. Нос острый, как у лисёнка. Глаза тёмные, кварцевые. Усы во все стороны. Он средних размеров. Хвост крючком, небольшой и острый. Лапы тонкие. Пёс весёлый и любит острые ощущения. Как и его родной приятель. Пёс слегка сбился с толку. Он остановился. И чутко принюхался. И быстро осмотрелся по сторонам. И вид имел сумрачный. Он облизнулся, показав свой розовый язык. И слегка впал в растерянность, стоя на бульваре, где метались из стороны в сторону разные и непохожие друг на друга прохожие. Барбос, чуть продвинувшись, вильнул хвостом. Его аппетит разыгрался. Он за целых полдня съел только мармеладку у магазина «Медвежонок». А ещё распухшая бабушка Тоня Ручкова угостила пса жареными семечками. Но тот отказался учтиво и тактично. Сейчас он походил на бедного родственника. И просто терялся в догадках. Он вновь чуть пробежался по гладкой тротуарной широкой дорожке. И уткнул свой нос в сумку упитанной мадам Любови Дуриной. И та сразу заметила хладнокровное приставание. Она выказала гримасу на своём пухлом неказистом лице. Глаза синие округлила. Нос у неё пятаком. Губы полные, без помады. И вообще она не увлекалась макияжем. Кулинарка со стажем чуть махнула сумкой, в которой лежали хлебобулочные изделия. И топнула слегка ногой, скверно глядя на морду пса. И тот сразу отскочил в сторону. И чуть повёл носом. И смотрел на незнакомку строго. И подумал, мол, что за деловая колбаса. Пёс Барбос фыркнул. И недовольным взглядом проводил пышногрудую женщину в красном пальто с высокими полами. Барбос вновь чуть пробежался. И остановился на углу дорогого бутика «Сорренто». И чутко осмотрелся, взирая на пешеходов. Барбос показал лёгкую гримасу удивления. Глаза тёмные округлил. Он уже несколько дней искал своего нерадивого хозяина Тимофея Львовича Губишкина. Того за дикий дебош и пьянку выгнали с работы, где он числился дворником в спальном районе. Он упитанный, небольшого роста, широкоплечий. Ему порядка пятидесяти лет. Лицо щекастое, багряное. Глаза круглые, как у сиамского кота, тёмно-бирюзовые. Нос картофелиной. Губы битые, полные, цвета спелой клубники. Подбородок двойной. Тимофей Губишкин профессиональный дворник. И сменил уже около двадцати предприятий. И нигде долго не продержался. Характер взрывной, скверный, буйный, но волевой. В кафе «Коктейль», где он трубился дворником, устроил потасовку. Там он убирал прилегающую территорию от мусора. В выходной день он заявился с дамой сердца Валей Кулаковой. Та упитанная, невысокая, горячая. Лицо багряное, с лёгкой дуростью. Глаза большие, выразительные, цвета кокоса. Нос плотный. Ноздри большие. Губы пухлые, как и щёки. Она не прочь часто выпить. И в тот вечер Тимофей угощал её отменно. Они, уже находясь подшофе, принялись жарко любить друг друга. И стали раздеваться прямо на кожаном диванчике за столом. И посетители недоумевали. Кто – то даже засмеялся. А кого – то тронуло глубоко. И потянулись возмущения.