Василий Сарычев - Фёдор Черенков

В отборочном цикле чемпионата мира Федор в сборной практически не играл. Задачу выхода в финальную часть Бесков решил, сделав ставку на более выносливых и бывалых. Это была блестящая команда, но перед Испанией посыпались травмы, лишившие сборную основных плеймейкеров Кипиани и Буряка. У Бескова были все основания везти на чемпионат 22-летнего Черенкова, но у руля уже стоял тренерский триумвират, где каждый тащил своих. И по Феде решили: не его чемпионат. Молодой, еще успеет.

Часть 2. Вычет судьбы

В конце марта восемьдесят третьего Валерий Лобановский, стянувший на себя полномочия с разношерстного тренерского триумвирата в Испании, а после мундиаля официально принявший сборную, вызвал Черенкова на товарищеский матч с французами — ответный визит в Париж. Ничья на "Парк де Пренс" давала повод для оптимизма. "Играй команда весь матч так, как первые полчаса, не только французы, а любая сборная оказалась бы нам под силу", — скажет после игры Лобановский.

На исходе этого получаса Черенков и забил — второй раз подряд подопечным Мишеля Идальго, считая их московский приезд, и вновь не уступал в изобретательности самому Платини! После удачной пробы Федор и питерский новичок Николай Ларионов попадут в обойму и будут вызываться Лобановским в сборную весь сезон.

Двадцатитрехлетний игрок в один момент вдруг стал нужен всем. Бесков уже не был хозяином положения, и дальше "Спартака" его компетенция не распространялась. Национальная — первая, как ее тогда называли, — сборная пользовалась абсолютным приоритетом, а помимо нее была еще олимпийская, где совместительствовали Ларионов и Черенков. Грузят на того, кто везет, и Федя тянул.

27 апреля 1983 года сборной СССР предстоял отборочный матч чемпионата Европы с португальцами. В Новогорске накануне игры Лобановский вызвал Черенкова к себе в номер. Спросил: "Знаешь, на какой позиции будешь играть?" Федор догадывался, что левого хава — место центрального было занято. "А знаешь, кто против тебя выйдет на фланге?" — "Думаю, Шалана".

И все. Федор попал в число одиннадцати и действительно играл против Шаланы. В том матче наши учинили разгром 5:0.

Черенков забил два мяча. Открыл счет на 16-й минуте — с лету под углом, пластично извернувшись после навеса с фланга, а на 63-й реализовал "буллит" — обвел Бенту и закатил в пустые ворота.

Но самым красивым мог стать еще один, незабитый. Получив пас "в спину" у линии штрафной, Федор не то шведой, не то пяткой в касание перебросил мяч через головы — свою и защитников — и шмыгнул между португальцами к опускающемуся мячу. Не дав коснуться земли, нанес могучий, не черенковский удар — перекладина! Это было почище знаменитого гола Пеле в его первом звездном финале и могло войти в топ столетия.

Второй мяч португальцам был одиннадцатым в четырнадцати матчах за сборную (а еще двумя неделями раньше не засчитали в Швейцарии) — неудивительно, что с такой стрельцовской статистикой Черенкова рвали на части.

17 мая — товарищеская встреча в Вене с австрийцами, 22-го — отборочная с поляками в Хожуве, 26-го — девяносто минут за олимпийскую сборную уже в другом отборе против Болгарии, 1 июля — снова в составе первой с финнами в Хельсинки.

Тот год вышел лучшим в карьере Черенкова. Было трудно представить, что спартаковец впишется в реестр Лобановского, чей чудовищный атлетизм коллективного отбора раздавил в семьдесят пятом всю клубную Европу, но Федор набрал фантастическую форму. Ринат Дасаев вспоминает: "Кроме “Спартака” он выступал еще и за обе сборные — первую и олимпийскую, пересаживаясь из поезда в поезд, из самолета в самолет, меняя футболки и партнеров. Я видел, как иногда, приезжая в Тарасовку из очередной поездки, Федя запирался в комнате и отлеживался, приходя в себя".

Непостижимым образом Черенков успевал восстановиться в череде матчей один важнее другого, требовавших колоссального напряжения, и именно эта несвойственная Феде выносливость не дает покоя в свете случившегося. "Колотов умер в пятьдесят, у меня был инфаркт — это от нагрузок Лобановского", — скажет известный в прошлом защитник Виктор Звягинцев еще до последних трагедий. Фармакология того времени делала упор на снижение порога усталости, а вторым ударом шло форсирование восстановления.