Чарли Энгл - Running Man. Как бег помог мне победить внутренних демонов

Примерно в девять часов Хауэлл, Фил и Док встали.

– Не присоединитесь к нам? – спросил Хауэлл. – Мы отправляемся на вечернюю прогулку.

– Конечно. А для этого нужно получать разрешение?

– Нет. Идемте.

У меня было такое чувство, как будто меня формально приняли в банду тюремных «ботаников». Мы пошли к беговой дорожке мимо нескольких скучающих охранников. На ясном небе высыпали звезды. Мы передвигались легким прогулочным шагом.

– Это Орион, – показал Док. – А вот это Близнецы. Видите Близнецов?

Мы сделали пару кругов, а потом Фил спросил, за что меня осудили. До того как я отправился в Бекли, меня предупреждали быть осторожнее в общении, но я не мог сдержаться. Вдохнув поглубже, я начал свою историю, растянувшуюся на следующие шесть кругов.

Послышался голос из громкоговорителя, сообщавший, что зона отдыха закрывается и пора расходиться по жилым комплексам. Я пошел вместе со всеми. Когда мы дошли до Вечнозеленого, Хауэлл обернулся и спросил:

– Все нормально?

Меня тронула его заботливость. Он пробыл тут уже пять лет и видел много новичков. Мне показалось, он догадывается о том, что я стараюсь выглядеть сильным и собранным, но на самом деле не настолько уверен в себе. Я замялся, не желая демонстрировать слабость.

– Ну, если честно, не знаю.

– Послушайте. То, как вы проведете здесь время, зависит от вас самого. Можно сложить руки и поддаться панике. У вас будет большая компания. Или же можно постараться найти что-то полезное для себя даже в такой непростой ситуации. Я не знаю, кого вы рассердили, раз уж вас упекли в такое место, но вы можете вести себя здесь так, как захотите. Мне почему-то кажется, что у вас все будет хорошо.

– Спасибо.

Я повернулся к двери.

– Ах да, Чак.

Я улыбнулся и обернулся. Никто еще не называл меня Чаком.

– Запомните. КО вам не друзья, как и большинство заключенных. Не распространяйтесь слишком много о себе и родных. Не начинайте ссоры, но и не давайте собой помыкать. И ни с кем больше не говорите о своем деле. Если вы рассказали правду, то вам нужно соблюдать осторожность. Иначе какой-нибудь стукач скажет федеральному прокурору, что вы признались в убийстве. Будьте всегда начеку.

В пузыре никого, кроме меня, не было. Я забрался на койку и открыл книгу. Через несколько минут заорал громкоговоритель: «Время осмотра! Всем встать. Смотрите, без дураков у меня!»

В камеру вошли заключенные и встали возле своих коек, как будто чего-то ожидая. Я тоже поднялся и стал ждать. Я услышал, как кто-то в коридоре стучит по стене и кричит: «Время осмотра!» В камеру вошел массивный белый охранник со стрижкой «ежиком» и принялся нас подсчитывать, указывая пальцем на каждого по очереди и безмолвно шевеля губами. Когда он вышел, все расслабились. Через минуту вошел гигантский чернокожий КО. Он подсчитывал нас, кивая головой. Я едва не кивнул в ответ, но вовремя понял, что это не приветствие.

Когда он вышел, Коротышка повернулся ко мне:

– С этим шутки плохи. Он еще та заноза в заднице.

Свет погас, и я забрался на кровать, не снимая штанов и футболки, и натянул на себя одеяло. У других коек вспыхнули фонарики для чтения. Я закрыл глаза, надеясь отключиться от усталости. Днем мне как-то удавалось за разными делами забывать о реальности происходящего. Теперь же меня охватила паника. Я находился в федеральной тюрьме в продуваемых всеми ветрами горах Западной Вирджинии. В День святого Валентина. И буду здесь в День памяти, и на Четвертое июля, и на Хеллоуин, и в День благодарения, и на Рождество, и в следующий День святого Валентина, и в следующий День памяти.

Утром мне выдали мою «зеленку» – две пары длинных зеленых штанов, две зеленые рубашки с длинным рукавом и две зеленые рубашки с коротким рукавом. Также мне дали большую зимнюю куртку с множеством карманов. На каждом предмете одежды красовалась приклеенная заплатка с моим именем и «регистрационным номером» 26402-057. Первые цифры, 26402, говорили о том, что это мужчина, заключенный федеральной тюрьмы из моего района 057 в Северной Каролине. По этим последним цифрам другие заключенные могли также узнать, что я из Гринсборо, что тревожило. Я не мог представить себе встречу с ними на воле.

Днем мне как-то удавалось забывать о реальности происходящего. Теперь же меня охватила паника.

Следующие несколько дней я старался слиться с окружением, освоить правила и избегать всего, что хотя бы отдаленно напоминало неприятности. Я ощущал себя как ребенок, которого вдруг оставили в самом худшем летнем лагере мира. Я скучал по дому, по своим родным и знакомым. Мне также хотелось сообщить им, что со мной все в порядке. Все мы смотрели много фильмов и программ про тюрьмы. Хотелось бы, чтобы они знали – меня здесь никто не избивает.