Чарли Энгл - Running Man. Как бег помог мне победить внутренних демонов

– Так уж это устроено. Ты ничего не сможешь поделать. Никто не сможет.

Мне захотелось ударить его. Я собрал свои тщательно рассортированные документы и выбежал из кабинета. Сев в машину, я направился в Каунтри-парк. Раньше этим днем я уже пробежал шестнадцать километров, и спортивная форма до сих пор лежала на сиденье. Смеркалось, но по-прежнему стояла жара. На парковке не было ни души. Я переоделся в шорты и футболку и побежал по тропе через рощу. Несколько километров я бежал с изматывающей скоростью, надеясь устать и испытать столь необходимое мне чувство освобождения. Я знал каждый сантиметр на этих дорожках. Знал, где из почвы выступают корни и где подстерегает предательская кочка.

Наконец, почти полностью обессилев, я сбавил темп. Стемнело, и высокие дубы словно сгрудились вокруг меня. Я прислушивался к скрежету цикад и руладам древесных лягушек. С меня текли струйки пота. Добравшись до парковки, я остановился и посмотрел на небо. Летний ветерок охладил мою разгоряченную кожу. «По крайней мере, у меня есть это, – подумал я. – У меня есть бег. Его у меня никто не отнимет».

После долгих разговоров с Долтоном, не изменивших его отношения к моему делу, мы с отцом пришли к мнению, что нам нужен другой адвокат. Отец предложил потратить часть своих сбережений, чтобы нанять частного адвоката. Он был человеком небогатым, и для него такой шаг много значил. Сам бы я никогда не попросил его о помощи, но с благодарностью принял это предложение.

Адвокат Пол Сан, партнер одного из друзей детства моего отца, согласился работать с нами по сниженным расценкам. Это была отличная новость. Оставалась только одна загвоздка. Он посещал юридическую школу при Университете Дьюка. Как любой коренной уроженец Северной Каролины, я испытывал предубеждение против Университета Дьюка. Пол согласился не обращать внимания на мои футболки с логотипом Университета Северной Каролины, которые я носил почти ежедневно. Я же пообещал, что если он разберется во всем этом бардаке, я в будущем сезоне буду носить только футболки с логотипом баскетбольной команды Дьюка.

По крайней мере, у меня есть это. У меня есть бег. Его у меня никто не отнимет.

Пол, офис которого находился в Роли, был примерно моего возраста и увлекался велосипедом. Мне он показался немного тихим и скрытным для юриста, но я надеялся, что в деле он себя покажет. В области недвижимости у него было мало опыта. Но я подумал, что раз уж мы с отцом смогли выяснить кое-какие подробности моего дела, то Пол и подавно сможет.

Слушание моего дела началось 28 сентября 2010 года. Обвинитель назвал меня лжецом сотню раз и разглагольствовал по поводу моего образа жизни, как будто я занимал пентхаус на Ривьере. Аудиозапись длиной полминуты проигрывалась снова и снова. Я терпеливо ждал, пока мое дело предъявит адвокат. Но с каждым днем меня все больше беспокоило его поведение. Он скорее заботился о том, чтобы не оскорбить судью, и не использовал те наши наработки, которые, по моему мнению, должны были произвести самое большое впечатление. Он не спрашивал Нордландера о его выступлении перед Большим жюри. Он даже не оказывал давления на Джона Хеллмана, моего ипотечного брокера, которого вызвал обвинитель и который уже признался в своей вине, хотя еще и не получил приговора. В частности, он надеялся, что ему смягчат приговор, если он обвинит меня.

В какой-то момент у меня появилась надежда, когда мы обсуждали дело с Полом и я рассказывал ему о разговоре с Нордландером, подвозившим меня домой после ареста. Пол пришел в ярость. Он сказал, что заковывать меня в наручники и бросать в машину после освобождения – это незаконное лишение свободы и что последующий допрос был также незаконен, поскольку отсутствовал мой адвокат. Пол упомянул об этом случае в суде, но хотя судья вроде бы и настроился против Нордландера, из этого ничего не вышло.

Шесть долгих дней предъявления путаных свидетельств об ипотеке, кредитах и банковских распоряжениях измотали всех, в том числе, похоже, и судью. Некоторые члены жюри клевали носом, затем резко просыпались и оглядывались, с разочарованием замечая, что до сих пор находятся в душном помещении и вынуждены выслушивать какой-то бред о кредитной политике, факсах и нотариусах. Ближе к окончанию я пришел к мысли, что Крис Джастис был прав. Из этого не выпутаться. К чести Пола будет сказано, я также понял, что и он ничего не может с этим поделать.

Во второй половине дня 8 октября 2010 года в присутствии родных меня признали виновным по двенадцати пунктам, в том числе в банковском мошенничестве, мошенничестве с использованием электронных средств сообщения и мошенничестве с использованием почты. Что любопытно, меня признали невиновным в предоставлении ложных сведений при подаче заявки на кредит. Первой моей реакцией было облегчение: знание лучше незнания. Но потом я повернулся и увидел, как плачет моя мать. От ее слез у меня разрывалось сердце. Я знал, что перенесу это испытание, но не был уверен, справится ли она.