Александр Дзасохов - Как много событий вмещает жизнь

Весной 1991 года в Донецкой области весной бастовали горняки 25 предприятий из 122 шахт и шахтоуправлений. Зима выдалась тогда относительно мягкой, и в январе – феврале шахтеры обеспечили потребность тепловых электростанций и коксохимических заводов в топливе и сырье. Тем не менее оснований для благодушия не было: почти весь уголь шел в дело с колес, склады остались пустыми. По сравнению с 1985 годом угледобыча упала почти на 20 миллионов тонн.

С 1 марта, когда началась забастовка, поток угля и вовсе обмелел. На всех металлургических комбинатах и заводах доменные печи были переведены на тихий ход. На остатках сырья поддерживались в рабочем режиме коксохимические батареи, которые, как известно, работают только по непрерывному циклу. Остывшая коксовая батарея или домна – это уже не грандиозное орудие производства, а никому не нужный утиль.

В конце марта 1991 года переговоры с бастующими вел заместитель министра угольной промышленности Е. Кроль. Тогда же шахтерский вопрос пытались решать и в Верховном Совете СССР. 25 марта депутаты начали рассматривать проект постановления, направленный на возобновление работы шахт. Уже на следующий день Верховный Совет дал поручение Правительству СССР. Совместно с правительствами республик ему надлежало незамедлительно начать рассмотрение пакета экономических и социальных требований региональных рабочих комитетов угольных бассейнов; с участием представителей шахтерских коллективов, профсоюзов горняков выработать согласованные меры по улучшению условий труда и материального положения шахтеров, оздоровлению развития отрасли. Предлагались и административные меры: привлечь к ответственности должностных лиц, по вине которых не были выполнены предыдущие правительственные постановления, принятые для улучшения социально-бытовых условий и условий труда шахтеров.

Но что сказать рабочим? Было решено применить союзное законодательство. Согласно статье 9 закона о порядке разрешения трудовых споров, Верховный Совет СССР имел право приостановить на два месяца забастовки на предприятиях угольной промышленности. Он воспользовался им, вписав соответствующий пункт в постановление. Всем трудовым коллективам, профсоюзным и рабочим комитетам предприятий базовых отраслей народного хозяйства было рекомендовано воздержаться от проведения забастовок до конца 1991 года.

Общее настроение было таким: убедить правительство и трудовые коллективы сесть за стол переговоров. Но забастовки не прекратились. Причем их с максимальной выгодой использовала в своих интересах политическая оппозиция.

Продолжавшие бастовать шахтеры не ограничивались выдвижением только социально-экономических требований. Все чаще раздавались призывы к отставке правительства, Президента. Стачечные комитеты настаивали: руководство страны должно объективно оценить тяжелые условия труда горняков, убедиться в том, что уровень их оплаты не обеспечивает людям нормального существования.

Были ли требования шахтеров справедливыми? Ответить, что они были во всем правы, не могу. Но, разумеется, мириться с существующим положением было нельзя. Снижение добычи угля из-за забастовок сразу же вызвало острейший кризис в металлургии, привело к ощутимым убыткам на железнодорожном транспорте, вызвало недогрузку тепловых электростанций, негативно отразилось на других жизненно важных объектах народно-хозяйственного комплекса. Словом, развертывалась «цепная реакция» кризиса.

Ко всем экономическим трудностям Донбасса, в отличие, может быть, от других угледобывающих регионов, добавлялась еще одна острейшая проблема – экологическая. Пассажиры нашего самолета ощутили ее при подлете к Донецку. Во время снижения салон лайнера, несмотря на герметику, наполнился специфическим запахом гари. Некоторые запаниковали – решили, что задымились двигатели. Но запах шел снизу, с земли. Посмотрев в иллюминатор, я увидел горные цепи гигантских терриконов. Это были тлеющие отвалы отработанного угля. Горы среди степей. Почти марсианский пейзаж.

В аэропорту меня встречал первый секретарь Донецкого обкома КПСС Евгений Васильевич Миронов. Он сообщил мне, что в последние годы сюда не приезжал ни один член Политбюро. По первой специальности я был геологом – горным инженером. В студенческие годы защитил дипломную работу именно по этой специальности. Эти почти забытые знания пригодились. В некоторых специфических проблемах Донбасса мог разобраться.