Константин Писаренко - Елизавета Петровна

Еще раз обратимся к «услуге» Апраксина. Фридрих II не зря уповал на бездействие русских как минимум до весны. Осенью 1757 года дипломаты и приватные особы единодушно сообщали из Петербурга, что русское общество шокировано итогом кампании и до зимы вряд ли придет в себя. По письму адмирала Голицына видно, что растерянность царила и во власти. Так что теоретически прусский король не ошибался, передислоцируя потрепанный при Гросс-Егерсдорфе корпус И. Левальда в Померанию. А практически он второй раз споткнулся о те же грабли, что и осенью 1756 года, когда безуспешно добивался русского нейтралитета. Тогда Фридрих списал фиаско британского посланника Уильямса на влияние «французов» Ивана Шувалова и Михаила Воронцова и теперь, по прошествии года, нисколько не сомневался в сохранении за ними решающего голоса. А коли они в расстройстве духа, то и послушная им императрица ничего не предпримет.

В который раз уловка с русским Ришелье позволила Елизавете Петровне нанести противнику неожиданный и чувствительный удар. Шувалов с Воронцовым, возможно, и опустили бы руки, да царица не дала, настояв на контрнаступлении. И руководствовалась она не капризом, а детальным анализом ситуации, сложившейся на прусско-курляндской границе после ретирады Апраксина, который произвела, едва оправившись от припадка, сразившего ее в Царском Селе 8 сентября 1757 года (кстати, прослышав о нем, русский фельдмаршал развернул полки на 180 градусов). По официальной и партикулярной корреспонденции из Восточной Пруссии выходило, что во всем крае «по городам хорошее поведение российских регулярных войск веема выхваляется» и многие жители желали бы «лутче российских, нежели пруских салдат иметь», ибо видели «от пруссаков болше насилства, нежели от россиян». А бургомистр Велау (ныне Знаменск) до того осмелел, что после возвращения россиян к Неману не хотел впускать в крепость прусский гарнизон и объявлял себя «российским вассалом».

Таким образом, в отсутствие вымуштрованной прусской пехоты и кавалерии ничто не мешало русской армии быстро и без кровопролития овладеть Кенигсбергом с округой. Жители не собирались сопротивляться — наоборот, отнеслись бы к оккупантам как к освободителям. Естественно, Елизавета Петровна распорядилась в кратчайший срок двинуть дивизии в поход, правда, 16 декабря не преминула напутствовать генерала Фермора, чтобы старался «людей зберегать и не отваживать их в опасность, где оную миновать можно». Наказ, похоже, не пригодился: кенигсбергская экспедиция превратилась в триумфальное шествие. 20 декабря 1757 года авангард П. А. Румянцева тронулся в путь, 1 января без боя капитулировал приграничный Тильзит, 11-го под звон колоколов и приветственные крики горожан русские солдаты вошли в Кенигсберг. Восточная Пруссия покорилась без сопротивления и тут же выразила готовность присягнуть на верность русской императрице — до такой степени всем надоел просвещенный деспотизм Фридриха Великого {141} 141 См.: АВПРИ. Ф. 79. Оп. 79/1. 1757 г. Д. 9. Л. 355–357, 389–390, 451; АКВ. Кн. 6. С. 337, 338; Русская старина. 1880. Т. 29. № 9. С. 175, 176; П. А. Румянцев: Сборник документов: В 3 т. Т. 1. М., 1953. С. 90, 91, 99, 100; Черкасов П. П. Двуглавый орел и королевские лилии. М., 1995. С. 135, 136. .

Точный политический расчет российского монарха лишил прусского короля надежного тыла и открыл русской армии дорогу в центр Польши для совместной с австрийцами атаки Берлина. Летом 1758 года Фермор достиг реки Одер… и тут фортуна отвернулась от союзников. Четыре кампании они протоптались на месте, но развить стратегический успех, то есть взять Берлин и низложить Фридриха II, не сумели. Сказались и полководческая близорукость союзного генералитета, и высокая мобильность пруссаков, и умелая игра прусского короля на противоречиях между его противниками. Увы, пробиться в сердце Пруссии с востока при содействии союзников не получилось. Так называемое падение Берлина 28 сентября 1760 года — не более чем рейд отдельного корпуса З. Г. Чернышева, который за неимением надежных коммуникаций и снабжения долго оставаться в прусской столице не мог.

Между прочим, еще до Чернышева, 5 октября 1757 года, Берлином овладел австрийский генерал Андраши Хадик, собрал с жителей солидную контрибуцию и поспешил уйти восвояси. В Санкт-Петербурге неэффективность «восточного» направления осознали после бесплодности кунерсдорфской победы. Салтыков, несмотря на полный разгром самого Фридриха II, даже сообща с австрийцами не прорвался за Одер. Потому Конференция переключила главное внимание на «северный» маршрут, избрав пунктом сосредоточения и снабжения по морю основных сил Кольберг, от которого до Берлина расстояние вдвое меньше, чем от Торна, не говоря уже об Эльбинге, где зимовали русские солдаты.