Ева Шлосс - После Аушвица

Как и все по-настоящему немецкое, нацистская система концентрационных лагерей была организована с высочайшей и строгой эффективностью. Все лагеря находились под центральным контролем СС, но разные лагеря имели разные обозначения. Некоторые из них, как Вестерборк, были транзитными лагерями, предназначенными для отправки евреев на Восток, в то время как другие, такие как Дахау и Бухенвальд, официально назывались «рабочими лагерями», где евреи подвергались каторжным работам. Десятки тысяч людей погибли в этих лагерях, но их не называли «лагерями смерти».

После того как на Ванзейской конференции в январе 1942 года нацисты определили пути «окончательного решения еврейского вопроса», в Польше: в Треблинке, Хелмно, Собиборе и Белжеце – были построены четыре лагеря с единственной целью – уничтожить евреев. Практически всех людей, которых привозили туда, убивали по прибытии. Эти «лагеря истребления» на самом деле были очень маленькими по размеру: не было необходимости строить казармы или административные здания, поскольку тысячи обреченных проводились через лес и немедленно отравлялись газом.

Всего нацисты управляли более чем 300 концентрационными лагерями по всей Европе. Самым крупным из них являлся Аушвиц-Биркенау – обширный комплекс, специализировавшийся на убийствах и принудительном труде и состоявший из тридцати восьми отдельных лагерей. Аушвиц-Биркенау включал в себя промышленный завод, который производил газ Циклон Б, используемый для уничтожения миллионов людей. Завод управлялся концерном И.Г. Фарбен, так же, как угольная шахта и ферма.

Нацисты очень гордились Аушвицем, он был жемчужиной в короне концентрационных лагерей. Нацистские лидеры, включая Гиммлера, лично следили за расширением и развитием лагеря. После того как в 1941 году там провели первый эксперимент по отравлению советских военнопленных газом, для заключенных недавно построенного лагеря Биркенау специально разработали газовые камеры и крематорий. Эти машины смерти попыхивали день и ночь до конца 1944 года, покрывая пространство вокруг серым жирным пеплом. Иногда они ломались из-за колоссального количества убитых. Когда мы сошли с поезда в тот день в Освенциме, испуганные, ошеломленные и сбитые с толку, нас загнали прямо в машинное отделение Холокоста.

– Вот оно, – застонал кто-то, – нас всех убьют!

– Не говорите так! – накинулся на них папа. Затем он схватил нас с Хайнцем и сказал:

– Мы все сильные и здоровые, и немцам нужны люди для работы. Мы будем много работать, несколько месяцев, и тогда война закончится.

Когда мы вылезали из вагона, мама дала мне длинное пальто и войлочную шляпу.

– Я не хочу, – ответила я. Было ужасно жарко, и мне не терпелось выйти на улицу и подышать свежим воздухом.

– Надень, – строго сказала она. – Неизвестно, что нам разрешат взять с собой, они могут запретить нам взять чемоданы.

На платформе я слышала, как охранники СС выкрикивали суровые немецкие команды, а собаки лаяли и рвались с поводков. Смущенная всем этим, я накинула пальто и шляпу, чувствуя себя нелепо.

– Ты смотришься, как очень умная молодая леди, – подбодрил меня папа.

– Кто очень устал или сильно болен, садитесь в грузовик – мы довезем вас до лагеря, – крикнул охранник СС. Многие люди были измучены дорогой и с огромным облегчением доползли до грузовиков и сели в них.

– Увидимся там, наверху! – кричали они родственникам, оставшимся на платформе. Грузовики тронулись с места во главе с автомобилем, украшенным фальшивым символом Красного Креста для придания иллюзии законности. Никто не понимал, что это уловка: нацисты просто отсеивали тех, кто слишком слаб и не годен к работе, и везли их прямо в газовую камеру.

– Спуститься и положить свои вещи рядом с поездом! Построиться в пять рядов! – кричал на нас охранник.

Сцены на платформе были дико эмоциональными, и меня просто ошеломил поток воя, плача и отчаянных прощаний. Сотни людей: старики, матери с младенцами на руках и маленькие дети – все находились в состоянии полного смятения и своего рода первобытного отчаяния. Но ловкими, отточенными движениями гвардейцы СС начали перемещать нас, как одежду на вешалке, пока не отсортировали мужчин от женщин, а затем построили всех в пять рядов.

Я повернулась и увидела белое от страха лицо Хайнца. Я обняла и прижала его к себе. Мама приблизилась к Хайнцу, провела пальцами по его волосам и поцеловала. Потом мои родители обняли друг друга, и мы расстались.