Александр Розен - Времена и люди. Разговор с другом

Сережа подошел к Кате. На нее глянули большие синие глаза. Трудно было сдержать себя, трудно было остаться спокойной.

— Сережа, — сказала Катя.

Он прижался к ней.

— Какая вы красивая, — сказал Сережа с уважением. — А моя мама была на вас похожа? — спросил он и, не дождавшись ответа, закричал: — Такая же, как вы, такая же, как вы!

Капранов положил на плечо мальчика свою большую руку с синими склеротическими жилками:

— Ну а теперь, Сережа, иди.

Мальчик нахмурился, потом еще раз с силой прижался к Кате и убежал.

Несколько минут они сидели молча.

— Вам надо пойти к детям, — сказал наконец Капранов.

Катя покачала головой.

— Ну, как же так, — настаивал Капранов, — помилуйте, обязательно надо пойти и сказать несколько слов. Ведь это… Ведь это детство кончается сегодня.

— Не могу, — сказала Катя, — не знаю, что сказать.

— Зачем же вы тогда приехали? Не понимаю…

— Нет, — возразила Катя, — держать речь — увольте. Не могу.

Капранов медленно встал. Он одернул пиджак, поправил галстук, попробовал причесать бороду. Кате казалось, что он все делает так, словно у него руки вывихнуты. Потом он налил немного воды в блюдечко, помочил платок и стал вычищать пятно на лацкане.

— Хороший вырос мальчик, — сказала Катя.

— Да?

Капранов так озабоченно растирал пятно, словно это было главной задачей его жизни.

«Какой он все-таки… — думала Катя. — Ведь он прекрасно все понимает, понимает и молчит».

— Сейчас многие хотят взять ребенка на воспитание, — сказал Капранов, и тон его показался Кате скорее благожелательным, чем суровым. — Так всегда бывает после войны.

«Ну же, ну, — мысленно торопила его Катя. — Раз ты уж начал — скажи». У нее было такое чувство, как будто она ждет приговора.

— Государство это поддерживает. Разумеется, я не возражаю… Если в семью…

— В семью?

— Да. Знаете, я ведь об этом немало думал. Муж и жена, даже когда у них есть дети, — еще не всегда семья. А бывает, что кто-то из семьи погиб и даже почти все погибли, немногие остались, а семья цела. Цел, знаете, какой-то стерженек. Сережа, конечно, мальчик славный, хороший мальчик… Но ведь здесь не игрушечный магазин! — сказал он сердито. Взглянув на Катю, добавил уже мягче: — Ко мне часто приходят… Я отвечаю: если в семью, пожалуйста. Вы об этом хотели со мной говорить? — спросил он прямо. — У вас, конечно, прав больше, вы спасли мальчика.

— Нет, — сказала Катя. — Не знаю. Нет, все-таки нет. Действительно, вы правы: стерженька нет. Утерян.

Они вместе вышли из комнаты, спустились вниз, и Кате как-то сразу стало легче дышать. Повсюду были открыты окна, дул сквозной ветер, как это всегда бывает при сборах.

Спускаясь по лестнице, Капранов споткнулся. Катя поддержала его, взглянула на его лицо и испугалась: кровь отхлынула, лицо было совершенно бледным, неприятного голубоватого оттенка.

— Ничего… Это душно в комнате.

— Вам лучше вернуться. Если хотите, я скажу ребятам несколько слов.

— Нет, нет… — Он выпрямился и, держась за стенку, спустился по лестнице. — Все-таки четыре года вместе. Почти четыре года… Нет уж, я лучше сам.

«Где бы вы ни были, помните, что этот дом остался вашим домом. Помните, что у вас есть дом. Это очень важно, когда у человека есть дом. Возможно, что вам будет хорошо, и вы меня не вспомните. Ну что ж, я тогда буду знать, что вам хорошо. Но если кому-нибудь из вас станет плохо, он всегда найдет здесь свой дом…» Грузовик снова громыхал по проспекту, а Катя все еще вспоминала эти слова, вспоминала и лица ребят, внимательно слушавших Капранова.

«А дети любят его, — думала Катя. — Как они с ним прощались, плакали, особенно девочки».

И только маленький Сережа всех рассмешил. Он подбежал к Кате и сунул ей фотографию, вырезанную из какого-то старого журнала.

«Лина Кавальери», — прочла Катя и, ничего не поняв, с удивлением взглянула на мальчика.

— Моя мама, — сказал Сережа серьезно.

Сидя рядом с шофером, Катя рассматривала фотографию знаменитой красавицы Лины Кавальери. Черты ее лица выражали незыблемый покой.

Анна Николаевна ждала Катю с детьми у ворот типографии. Анна Николаевна и какая-то дряхлая старушка, которую Катя не сразу узнала. Это была тетя Паша, одна из старейших ленинградских печатниц, года за два до войны ушедшая на пенсию. Как раз в ту весну Катя заканчивала школу, и ей, выпускнице и отличнице, поручили приветствовать юбиляршу.

Началась война, и тетя Паша вернулась на производство. Об этом тогда много писали. Но сколько же ей теперь лет?