Александр Феклисов - Признание разведчика

Наш ужин близился к концу — мы допивали кофе. В это время Юлиус поймал взгляд скрипача и кивнул ему. Тот стразу понял, что означал кивок моего друга — зазвучала песня «Журавли улетают». Мы опять были заворожены чудесной музыкой. Окончание песни скрипач играл, подойдя к нашему столу. Когда он закончил исполнять, мы встали, тепло, от души поблагодарили его и покинули ресторан.

На улице было уже темно. Мы пошли к Гудзону по Риверсайд-драйв, а потом присели на скамейку, любуясь проплывающими по реке пароходами со светящимися иллюминаторами. Я еще раз повторил с Юлиусом пароль и условия постоянной явки с нашим представителем на хорошо известном ему месте. Согласно указанию Центра, я передал ему 1000 долларов на возможные непредвиденные расходы.

Перед тем как расстаться, я еще раз горячо поблагодарил Юлиуса за его деятельность на благо нашего общего дела. Пожелал ему, его жене и маленькому Майклу доброго здоровья, счастья и успехов. Юлиус, в свою очередь, пожелал мне благополучного возвращения домой и успешной работы в дальнейшем. Он особенно пожелал советскому народу быстро восстановить разрушенные жестокой войной заводы и фабрики, научные учреждения, сельское хозяйство, построить жилища для людей и затем возобновить строительство социализма.

Перед расставанием мы крепко пожали друг другу руки, горячо обнялись, расцеловались и нехотя пошли каждый в своем направлении. Идя домой, я думал о моем верном друге Юлиусе, а в памяти и в сердце звучала мелодия «Журавли улетают».

Эта глава посвящена сразу двум важным для нас источникам: Джоэлю Барру и Альфреду Саранту. Начиная с 1943 г. и в течение долгих лет — в разных городах и странах — эти два человека были вместе, и разделять описание их жизни и судеб, по-моему, не следует.

Юлиус Розенберг очень дружил с Джоэлем Барром. Они сблизились во второй половине 1930-х годов, когда учились в городском колледже Нью-Йорка. Оба они придерживались прогрессивны взглядов, симпатизировали Советскому Союзу. Они различались по темпераменту, характеру и манере поведения. Барр — флегматик, стремился к уединению, размышлениям. Когда надо было принять какое-то решение, он долго взвешивал все за и против и, возможно, поэтому долго не мог жениться. У Розенберга же натура была кипучая, он с головой окунался в общественную работу, был прекрасным оратором. Во время учебы и на работе пользовался авторитетом и был признанным лидером.

Барр обожал Розенберга, а тот, в свою очередь, платил другу тем же. Оба считали себя коммунистами, хотя формально в партии не состояли. Когда мы начали с ними работать, то, в соответствии с директивами Центра, настоятельно рекомендовали им скрывать свои радикальные взгляды и не подписываться на прогрессивные газеты и журналы.

В то время Барр был холост. Увлекался серьезной музыкой, часто ходил на симфонические концерты, играл на пианино и скрипке. Он мне неоднократно говорил, что его любимый композитор — Бах.

Барр был первым, кого Розенберг привлек к разведывательной работе. Произошло это в конце 1942 г. Тогда Барр работал на заводе Вестерн Электрик в Нью-Йорке. Руководство фирмы считало его талантливым инженером и поручало ему важную работу. В частности, он принимал участие в разработке радаров для бомбардировщиков серии Б. Он также имел доступ к имевшимся на заводе секретным документам по другим системам радаров.

Вначале, вынося с фирмы секретные материалы, Барр передавал их Розенбергу, а тот, в свою очередь, Семенову, а последний — мне. Документы, передаваемые нам таким примитивным способом, я приносил в резидентуру, быстро фотографировал, а затем по той же цепочке в обратном порядке они возвращались к Барру.

Как только в конце 1943 г. по рекомендации Центра я принял Барра на личную связь, мы стали выяснять возможности съемки материалов у него дома. Оказалось, что он жил в отдельной двухкомнатной квартире. Квасников сначала сомневался, стоит ли организовывать там съемку документов: ведь днем в его квартиру вполне могли бы проникнуть сотрудники ФБР, которые в тот период стали вести очень активную деятельность против советской разведки, провести там обыск и обнаружить фотопринадлежности для документальной съемки, да и пленку с отснятыми секретными материалами, которые смогли бы явиться доказательством его разведывательной деятельности.

После тщательного изучения условий и образа жизни источника все же было решено поручить Барру самому фотографировать выносимые им документы. Он оборудовал надежные тайники в своей квартире для хранения фотокамеры и непроявленной пленки. К тому же Барр сказал, что он может оставлять их на несколько дней в квартире родителей, где у него свой угол. Там хранились некоторые его вещи: книги, проигрыватель, пластинки и т. п. Барр как инженер хорошо знал весь процесс фотосъемки и впоследствии полученные от него пленки со снятыми документами отличались высоким качеством.