Александр Феклисов - Признание разведчика

Оба мы были расстроены. Скали направился прямо во Белый дом и рассказал Кеннеди и исполкому о содержании нашей беседы.

Некоторые историки утверждают, что в субботу, 27 октября, Р. Кеннеди встречался с Добрыниным. Одни источники утверждают, что их встреча состоялась в советском посольстве, а другие — в кабинете министра юстиции. В действительности же они встречались дважды в этот день. Я был свидетелем их первой встречи в посольстве. По вызову Добрынина около 14. 00 часов я пришел в зал на втором этаже, где он сидел вместе с Р. Кеннеди на диване и о чем-то беседовал. Я приблизился к ним. Посол обратился ко мне за какой-то справкой. Его речь была сбивчивой. Я сразу понял, что меня вызвали не к послу, а к его собеседнику. Р. Кеннеди сидел наклонившись и исподлобья пристально глядел на меня изучающим взглядом. Он пришел в посольство, видимо, для того, чтобы лично посмотреть на советника Фомина и удостовериться, передал ли тот послу известное предложение президента.

Вторая встреча между ними состоялась в тот же день вечером. До четверти восьмого ответа от Хрущева не поступало. Президент поручил брату вновь поговорить с Добрыниным. Встреча состоялась в кабинете Р. Кеннеди. Министр юстиции заявил послу:

— Мы должны получить заверение, что не позже завтрашнего дня ракетные базы будут ликвидированы… Москва должна понять, что если она эти базы не демонтирует, то мы их снесем.

Со своей стороны, Добрынин, действуя в соответствии с последним письмом Хрущева, направленным Кеннеди, настаивал, чтобы США согласились в обмен на вывоз советских ракет с Кубы убрать американские ракеты «Юпитер» из Турции [18] Такое предложение было впервые сделано известным американским корреспондентом Уолтером Липпманом 24 октября. . Эти доводы, построенные на принципе равной безопасности, были весьма убедительны. Роберт Кеннеди, после консультации по телефону с Белым домом, заявил, что президент Кеннеди согласен с этим при условии: во-первых, «Юпитеры» будут убраны через три-пять месяцев, после вывода советских ракет с Кубы и, во-вторых, эта договоренность будет храниться в строгой тайне. И это условие не включат в официальный текст соглашения о ликвидации Карибского кризиса. Роберт Кеннеди объяснил это сложной обстановкой в США и необходимостью проведения соответствующих переговоров с Турцией и другими государствами — членами НАТО.

Поздно вечером министр юстиции встретился еще с советником нашего посольства Г. Большаковым, через которого главы СССР и США иногда обменивались конфиденциальными письмами. В беседе Р. Кеннеди повторил Большакову то, что уже сказал Добрынину. При этом подчеркнул, что если в ближайшие сутки не поступит положительного ответа из Москвы, президент не сможет удержать военных от вторжения на Кубу.

Тот факт, что эмиссары Белого Дома 27 октября настойчиво, целых четыре (!) раза добивались от советского посольства срочного ответа Кремля на предложение президента, свидетельствует о стремлении Джона Кеннеди избегать военного конфликта, решить возникший кризис мирным путем и тем самым избежать гибели тысяч и тысяч людей — американских, советских и кубинских граждан.

Ответ Хрущева пришел в Белый Дом в десять часов утра в воскресенье, 28 октября. Все вздохнули с облегчением.

Предложение Кеннеди и ответ Хрущева о мирном улаживании Карибского кризиса были немедленно направлены Генеральному секретарю ООН У. Тану, который вместе с представителями СССР и США В. Н. Зориным и Эдлаем Стивенсоном должны были оформить официальное соглашение по этому вопросу.

29 октября и 3 ноября Скали приглашал меня на завтрак в шикарные рестораны (как стало известно позднее, он делал это по рекомендации президента. Видимо, мои встречи со Скали Дж. Кеннеди считал важными для разрешения кризиса). Мой собеседник просил меня назвать ресторан, где мы смогли бы отведать изысканные блюда и распить бутылку хорошего вина. Он несколько раз повторил, что «мы заслужили это». Я не возражал, тем более, что расходы несла приглашающая сторона.

В Скали текла итальянская кровь, по характеру он был горячий, экспансивный человек. Он не скрывал своей радости и восторга по поводу того, что наша миссия завершилась так успешно. Не знаю почему, но в понедельник, 29 октября, я не испытывал бурной радости. Возможно, потому, что в течение восьми дней мои мозги, нервная система, сердце работали на максимальных оборотах. И вдруг все кончилось. Тяжелый груз ответственности упал с моих плеч. Я расслабился, меня охватило чувство облегчения, даже какого-то опустошения.