Олег Шишкин - Шесть рассказов об исчезновении и смертях

В 10 часов утра следующего дня, когда преосвященный совершил литургию, после затянувшегося молебна и панихиды, скорбные родственники вынесли из дверей церкви гроб, поставили его на колесницу, запряжённую четвёркой белых коней. Под звуки военного оркестра, заглушавшего всхлипывания, траурная процессия, повинуясь строке завещания, предусмотрительно составленного десять лет назад, прошла в последний раз мимо усадьбы, где катафалк, ко всеобщему огорчению, застрял на дороге, размытой накануне дождём, в двух шагах от клумбы, которую покойный очень любил, лично подбирая цветы для каждой посадки. После неудачной попытки двух лакеев, кучера и гусара — дальнего родственника сдвинуть повозку гроб под истошные крики дам, терявших сознание, свалился на землю и перепачкался в грязи. Когда же наконец всё уладилось, чёрный ящик, спешно протёртый попоной, вновь водрузили на место, и катафалк двинулся в сторону погоста.

Гусар, отряхиваясь и чертыхаясь, отстал от других, вытер лопухами измазанные ботфорты. Он пристально смотрел в злосчастную лужу минут десять, потом, придя в себя, резко сорвался с места и что есть силы побежал за процессией, хвост которой едва чернел на холме.

— Жизнь столичных офицеров — жизнь сибаритов, ловеласов, дуэлянтов и картёжников. Тут всё судьба: чистый случай, нервотрёпка неизвестности, доводящая до петли и мышьяка. И если провидение предоставит вам случай встретиться с человеком неуязвимым к роковым ударам, то кто может поручиться, что он наш, — сказал поручик Баскаков, сгребая выигрыш в карман камзола, покусывая длинный чубук трубки, пытаясь при этом отмахиваться левой рукой от затхлого кабацкого воздуха. — Вот я уже пять лет в одном звании в Преображенском полку. Это и хорошо и плохо. Мой мундир чист, хотя, если присмотреться, и на нём можно разглядеть пятна от вина, замазанные зелёной краской под цвет ткани. Подкладка кое-где прохудилась. Да-да. Но скажи мне это же самое кто-нибудь другой — он получил бы по заслугам.

Всё это было сказано с упоением, в победном тоне. Взгляд выигравшего, чуть ироничный, но и чуть печальный, слегка пробежал по багровым опухшим лицам развалившихся картёжников. Словно чему-то удивляясь, он поднял уголки тонко очерченных губ, мгновенно почувствовав в пятке левого сапога острый камешек, резко впившийся в ногу. Потом поручик выбил об крышку стола пепел из трубки и небрежно поклонился.

Когда он исчез, толстяк с индюшачьим зобом швырнул об заплёванный пол треуголку с золотым позументом, язвительно прошипел:

— Этой носатой скотине и впрямь везёт! Вы видели его стыдливые глазёнки?!

— Неужели шулер? — подхватил сосед.

— Вполне может быть.

Покидая «Красный кабак», поручик ударил себе по карману, радуясь звону монет и морской свежести петербургского воздуха.

В вечернем сумраке, похожем на дымку, возникла казарма. Мордастый профос [5] Профос — полицейская должность в войсках, введенная Петром I. , встретивший его в дверях, покачал головой, строго оглядел его с головы до пят и предложил дыхнуть, но, получив червонцы, растаял в воздухе, оставив за собой потное пространство.

В комнате, небольшом ящике с низким потолком и окном-бойницей, он, сняв ботфорты, подполз на коленях к маленькой, почти чёрной в клоках паутины иконе, стоявшей на столике в углу; рядом по стенам, покрытым большими пятнами и вздутиями, в яростной кавалерийской атаке проносились армии тараканов и мокриц в поисках лучшей жизни.

Поручик что-то бормотал, пытаясь разглядеть в полумраке засиженный мухами глаз бога, пока не упал и больше уже не шелохнулся.

Рано утром он уже маршировал на плацу рядом с ротным знаменосцем. Кожаная шапка гренадера сдавливала голову, болевшую от вчерашнего, под париком вскипала кожа, а дребезжащий фальцет, выкрикивавший команды, доводил до бешенства.

После всех этих упражнений он опустился на лавку, тупо оглядывая ноги и высохший кустик травы возле левого носка. Полчаса поручик просидел в полной неподвижности, потом, с трудом подняв себя, поплёлся в «склеп», как иногда называл комнату.

К своему удивлению Баскаков заметил возле двери группу офицеров из третьего и четвёртого батальонов. Он спросил рассеянно:

— Карты?

— Нет, нет, — ответил заикаясь длинный косой прапорщик. — Совсем не то. Lex fati [6] Закон судьбы (лат.) . .

Они вошли, долго о чём-то болтали и расстались заполночь, выпустив в коридор густые клубы табачного дыма. Последним появился поручик. Он смотрел, как разбредались по комнатам сослуживцы, потом закрыл за собой дверь, но тут же её распахнул и, по-кошачьи щурясь, оглядел опустевший бесконечный коридор, освещённый лишь свечкой, чадившей в медной люстре с противоположной стороны.