В те далёкие годы учение Шакья-Муни угасало на земле Индостана, но просветлённые правители часто устраивали логические диспуты между индуистами и поклонниками Будды, заканчивавшиеся не в пользу последних. После чего побеждённых били и подвергали всяческим унижениям. Дхармокирти однажды принял участие в таком споре, произошедшем при дворе раджи, повелевавшего городом Гаджамом. Это случилось в прохладных покоях, украшенных мрамором, резьбой и лазурью.
В центре зала восседал повелитель. Справа от него десять искушённых языкастых пандидов, закалённых в «боях мудрости». Слева на ветхом коврике примостился Дхармокирти. Не успел он открыть рот, как пандиды набросились на него, вырвали из рук пальмовые листья с тезисами, с безмолвного согласия раджи привязали книгу к хвосту бездомной волосатой собаки и погнали дворнягу по улицам, сообщая жителям, что дурные мысли не смутили тех, кто чертит на лбу три линии.
Дхармокирти возвратился к стенам своей обители, сопровождаемый бранью. На пороге он сказал врагам с безразличием: «Подобно тому, как эта собака пробежит по всем улицам, труд распространится по всему миру».
Он умер в дни летнего зноя, сидя на солнцепёке, обратившись к светилу лицом. Смерть его обнаружилась через день, после того как ученики попытались впихнуть в рот сидящему трупу варёный рис. По традиции Дхармокирти был подвергнут очищающей кремации.
«Ученики сожгли его тело и разошлись. Прах развеяло ветром, а кости растащили бездомные волосатые собаки. Теперь трудно отыскать то место, известно только, что это один из окрестных пустырей, там всегда чем-то смердит, потому что люди из касты птицеловов и нищих собираются здесь на ночлег, устраивают отхожие места и свальные оргии, попирая своими нечестивыми задами священный пепел Дхармокирти».
Так повествует в «Истории» мудрый всезнающий Таранатхи о том, как погребли великого логика Индостана, одно из «шести украшений буддизма».
Его последователи, те, кто жил за монастырскими стенами, рассеялись по свету: Девендрабудха написал главу «О восприятии», которую своевольно включил в книгу наставника, трактат «Праманавартика», Шакьябуддхи написал комментарий к главе «О восприятии», где приказывает потомкам понимать все мысли мудрецов буквально, Прабхабуддха написал комментарий к творению Шакьябуддхи, дополнив его в конце таблицами и диаграммами, аллегорически изображающими «благородный восьмеричный путь», этот предыдущий труд уже через три года прокомментировал Винитадева, убежавший вскоре от чумы и террора брахманов на остров Ява, где успел сочинить работу по тантрическому ритуалу, воспев в ней храмовое соитие на вульгарном санскрите и разбавив весь труд цитатами друзей и предшественников в самых неожиданных местах. Появившийся сто лет спустя талантливый Дхармоттара, прочитав все перечисленные сочинения, назвал их лживыми и поверхностными. Взамен им он создал новый текст — «Великий комментарий», где сложностью мысли и глубиной выводов почти достиг самого Дхармокирти. Однако сегодня можно сказать, что Дхармоттара, создавая шедевр, высказывал свои мысли не о самом труде великого логика, а о том, что он думает по поводу нескольких комментариев, дошедших в неполном виде из-за пожаров, наводнений, жучков-вредителей и ко всему прочему значительно сокращённых переписчиками, часто путавшими «дхарму» с «драхмой». Ещё один выдающийся адепт Гье-шаб написал около ста книг (!), разобрав все предшествующие сочинения (!) и предшествующие предшествующим (!), толкуя каждую мысль в мистическом духе, на отрывистом языке тибетцев, указав, что любая буква Дхармокирти есть заклинание и мантра, способные приводить в транс.
Так первоначально должна была (в черновике именно так) кончаться книга Негрели. Выше были продемонстрированы некоторые выдержки, пусть не всегда исчерпывающие. За месяц до смерти Негрели, по словам Катажины Гаевской, стал критически относиться к своим идеям, построениям, а в конце концов, полностью пересмотрел план книги, всерьёз подумывая о новом финале.
«Очевидно, что изучение жизни Дхармокирти, — писал приват-доцент, — выдвигает несколько проблем, интересовавших ранее исследователей лишь постольку поскольку. Первая сводится к тому, является ли жизнь никогда не существовавшего человека предметом научного изучения (вспомним Гомера, Пенелопу, Ромула и Рема и т. д.). Вторая: если человек действительно существовал, но всё, что о нём известно, дошло до нас за многие столетия либо сильно преувеличенным, либо ловко фальсифицировано, то можно ли, опираясь на эти отдельные факты, создать объективную картину действительности? И третье, наиболее важное: если весь этот процесс состоит в накоплении лжи, преувеличенной лжи, непроверяемых фактов, натяжек, если каждый новый день несёт в себе опровержение предыдущего, то как мне устоять в потоке заблуждений, соглашаясь только с одним — ведь в прошлом что-то было, ведь это что-то разорвало мой мозг. Но что это?»
Читать дальше