Первым отозвался Лещинский, стал перечислять: стекло необходимо, вольфрам, никель, алюминий для электродов.
Кто-то вставил:
— Станки не забудьте. На чем детали точить?
— Да, станки, — подтвердил Лещинский. — Но главное, нужен газ. Видели, чего мы отчудили, чтобы питать горелки? Бензин испаряем воздухом, мехи стеклодув качает, а вместо температуры — одна копоть. Газовый завод, определенно, нам нужен, товарищ нарком, уж как хотите…
Подбельский отрицательно замахал рукой.
— Строить здесь газовый завод — это уж слишком! Думайте, как иначе выйти из положения.
До сих пор молчавший Бонч-Бруевич предложил:
— Газ можно возить из Питера. Город же им освещают. Вот только на чем?
— На поездах! — подхватил Подбельский. — В почтовых вагонах, они же в нашем распоряжении. А за своевременность доставки я буду сам отвечать. Согласны?
И опять засмеялись — дружно, теперь радуясь, что и он, Подбельский, будет с ними заодно. И теперь уже требованиям не было конца, как будто парком — волшебник. И он отбивался, снижал предлагаемые цифры, а когда выяснилось, что нужна электроэнергия, переменный ток, и для этого требуется построить собственную электростанцию, умолк, давая понять, что разговор вполне вышел за рамки реальности.
Все ждали, когда он заговорит снова.
— Водопровод, переменный ток — все это Тверь вам не обеспечит. Я думаю, легче переехать в другой город.
— В какой? — не понял Лещинский.
— А в какой хотите! Где есть все, что вам нужно. Но чтобы потом уже к этим вопросам не возвращаться… Посидите, подумайте крепко все вместе. — Тут он вскинул глаза на Бонч-Бруевича, и тот ответил внимательным, понимающим взглядом. — А что решите, пусть будет записано на бумаге. И тогда приезжайте ко мне в Москву. Договорились?
К автомобилю его провожали гурьбой, как слушали там, возле радиомачты. Открыв дверцу, Подбельский протянул руку Бонч-Бруевичу.
— Надеюсь, вы не станете сравнивать мой приезд, ну, с теми… с товарищем министра? В прошлом году.
Он ждал согласия, ждал шутки, в крайнем случае, но услышал:
— Так ведь чем все еще обернется… Цыплят, знаете, по осени считают.
Подбельский встал на подножку, усмехнулся:
— Цыплят ваших, Михаил Александрович, придется считать не вам, а мне. Если, конечно, удастся выполнить все ваши требования… Но давайте заключим условие: первая партия ламп — к первой годовщине Октября. Идет?
Бонч-Бруевич вместо ответа метнул взгляд в сторону Лещинского, и Подбельский впервые в этом умном обычно, ироническом взгляде уловил растерянность.
Лещинский расхохотался.
— Что, попался, Фома Неверный! Давай принимай обязательство.
— Принимаете? — настаивал Подбельский.
— Я-то принимаю, — наконец промолвил инженер. — Но… но давайте прежде все-таки выберем город, где разместится лаборатория. Пока же я уверился, что лампы нужны. А это для меня немало!
Петр Николаевич Миллер шел по Большой Дмитровке в Комиссариат почт и телеграфов, боясь и ускорить шаг, чтобы раньше завершить назначенную себе муку, и замедлить, чтобы не остановиться, не свернуть в переулок, не отказаться от необходимого, как он понимал, и унизительного в своей неизбежности похода.
Несмотря на скудность питания, фигурой Петр Николаевич не изменился и потому шагал грузно, заложив руки за спину, выставив вперед голову с задиристо торчащей бородкой. Навстречу двигались люди, по брусчатой мостовой грохотали телеги, и ему было странно чувствовать рядом эту суету и движение после долгих дней добровольного затворничества, когда казалось, что все на веки кончилось, — не только его служба, а вообще все — город оцепенел, замер и никогда уж не вернется к сытой и деятельной жизни. Жена распродавала вещи на толкучке, по вечерам не было электричества, и бессмысленно было даже мечтать о каком-нибудь топливе на зиму. Заходили знакомые, делились новостями, и он либо угрюмо молчал, либо становился не в меру разговорчив, вопрошал, размахивая руками: «Ну хорошо, мои принципы общественного служения оказались им ненужными. А знания? В университетах ведь почтовому делу не учат, нет-с! Тут опыт, тут практика не одного года — десятилетий! Выслуга, если хотите. Или они из Америки специалистов надеются выписать?» Ему отвечали, что, напротив, многих старых чиновников приглашают на работу, особенно техников и инженеров, немало сами просятся, получают назначения в провинцию, где посытнее, да и вообще с августа почтовики декретом правительства в продовольственном отношении приравнены к железнодорожникам, уже поставленным на особое снабжение. Но так просто решать вопрос Петр Николаевич не хотел, так получилось бы, что судьбу определяет брюхо, а не принципы, долой, значит, и забастовки в условиях царизма, и сидение в Бутырках, и его, Миллера, что бы там ни говорили, вклад в профессиональное единение почтовиков.
Читать дальше