Камиль Гижицкий - Через Урянхай и Монголию

Отряд расположился у богатого колониста К. Безродных поселился в доме колониста, для меня и Шилова поставили просторную и чистую юрту.

Российская колония состояла из 24 российских домов и нескольких китайских магазинов. Населяли колонию, главным образом, женщины, потому что все мужчины были мобилизованы в отряд полковника Казагранди.

Комендантом поселения был капитан Т., командир разведывательного отряда, состоящего из более десятка казаков и 25 монголов.

Ван-хурэ в феврале 1921 г. пережил тяжёлые и страшные времена. Здесь погибло неисчислимое количество людей, пытаемых китайскими гаминами, которые в каждом европейце видели шпиона барона, захватившего в то время Ургу.

Затем, в свою очередь, вырезали здесь гаминов и сторонников большевизма, среди которых находился также ветеринар из Хатхыла Гей со всей своей семьёй. Погибли здесь также от рук разнузданной китайской черни несколько поляков, не удалось мне, однако, установить их фамилий, потому что их имущество забрали бежавшие к большевикам китайцы, трупы же людские давно растащили волки и собаки.

Узнал я также об обстоятельствах смерти одного из братьев Филипповых, который при допросе его Унгерном, много рассказал об организации «белых офицеров» в Омске, но был настолько неосторожен, что при себе имел бумаги с директивами советского штаба. Организация офицеров действительно существовала в Омске, но о ней могло бы больше всего рассказать Коломзино около Омска, где большевики в 1920 г. расстреляли тысячи офицеров. Там также был расстрелян подлинный, известный мне лично, капитан Полетика, документами которого воспользовался большевистский шпион.

Между Ван-хурэ и Ургой китайцы также ограбили караван Зверева, который с несколькими товарищами бежал из Урянхая от красных, везя несколько пудов пантов (маральих рогов). Между убитыми путниками каравана должен был находиться Валериан Куликовский, подпоручик Пятой Сибирской Польской Дивизии.

Четыре дня мы сидели в Ван-хурэ, ожидая приказаний генерала, который находился якобы в 160 км от нас, отдыхая с дивизией где-то на берегах Селенги после неудачного нападения на Троицкосавск.

Ходили слухи, что барон тяжело ранен и вся дивизия возвращается назад в Ургу.

В это время приехал посланец от генерала, с приказом есаулу тотчас же появиться в дивизии. В этом приказе упоминался и я.

Тронулись мы сразу, и только ночная тьма вынудила нас заночевать в первой встреченной юрте. Назавтра продвигались мы берегом Селенги, называемой бурятами рекой смерти. Название это совершенно обоснованно, потому что ежегодно грязные и быстрые её воды поглощают сотни людей и тысячи голов скота. Благодаря разливам реки, её берега становятся самой плодородной почвой в Монголии. Долина реки Керулен занимает второе место по урожайности. Поэтому наши кони брели по брюхо в высокой и сочной траве.

На берегу реки часто видел я чёрных аистов с красными клювами; они являются в этой стороне обычным явлением, как и лебеди.

Благодаря подсказкам татар, солдат, составляющих охрану интендантства барона, отыскали мы его командира, поручика Баранова, личного приятеля есаула Безродных. Вид интендантства был импонирующий. Целые стада коней, верблюдов и волов паслись в степи, караваны верблюдов несли на север мешки крупы и муки, а на площадке в уединённой долине Селенги, между горами, громоздились груды ящиков, укрытых палаточной тканью. Поодаль, в берёзовой роще, были установлены юрты, занятые администрацией и солдатами.

Несмотря на проливной дождь, на следующий день тронулись мы дальше и спустя несколько часов оказались в лагере полевой жандармерии, откуда, после проверки документов, двинулись мы дальше в сопровождении нескольких солдат, чтобы предстать перед лицом командующего дивизией, барона Унгерна, называемого здесь «Дедушка». Теперь мы встречали на каждом шагу кавалеристов в монгольских костюмах, которые отдавали нам честь и освобождали дорогу.

Наконец, выбрались мы на обширную поляну на берегу Селенги, окаймлённую столетними соснами, где простирался военный лагерь и горели костры. В стороне стояла небольшая палатка, над которой трепетала на ветру шёлковая жёлтая хоругвь с эмблемами Чингис-хана — это было жилище генерала. В лагере царило движение: были видны несколько офицеров и ординарцев, разносящих приказы в разные стороны. Спустя некоторое время есаула Безродных вызвали к генералу, а спустя полчаса прибежал есаул, спешно вызывая меня к командующему дивизией.