Камиль Гижицкий - Через Урянхай и Монголию

По этим, теперь заросшим, камням проходили, как сновидения, пленники разных народов. На этих холмах стояли лагерем самые прославленные монгольские воины, которые своим мечом завоёвывали необъятные пространства. Теперь европейцы ищут могилу Чингиса, но не найдёт её никто, так как пространство между Хэнтэем и Хангаем, где он похоронен, очень велико.

— Взгляни на этот монастырь, — сказал лама на следующий день, когда мы, повернув от Каракорума, ехали на север, то есть к Эрдэни-Дзу. — Героический Абатай-хан привёз это святилище из Тибета почти четыреста лет назад. То есть это самый старый монастырь «жёлтой веры» в Монголии. Проехав такой кусок монгольской земли, увидел ты, наверное, немало развалин городов и монастырей. Нам, ламаистам, вера запрещает раскапывать эти руины, но нередко находят здесь китайцы разные вещи, которые они потом продают за большие деньги. И всё же это реликвии минувшего прошлого диких, как вы их называете, монголов.

С удивлением смотрел я на изборождённое морщинами и обожжённое степными вихрями лицо ламы, глаза которого покрылись тенью грусти и раздумья. Не предполагал я, что этот скромный, на первый взгляд, духовный, так хорошо знает историю Монголии. Немного погодя лама продолжил:

— Знаешь ли ты, каким образом европейцы грабят наши старые летописи? Подкупают молодых лам, жаждущих богатства, а те похищают разные ценные вещи из монастырских библиотек, не зная, что продают душу своей страны. Прежде такого не бывало.

Я знал многих монгольских патриотов, в их числе — сайта Улясутая, князя Чултун-Бейле (расстрелянного на основании фальшивого доноса Доможирова есаулом Безродных), но первый раз разговаривал я с человеком, так горячо любящим традиции своей страны.

Переправившись через реку, мы помчались галопом с намерением ночью приехать в Дзаин-шаби. На последнем уртоне дзангин сообщил есаулу Безродных, что в монастыре находятся какие-то солдаты, но не мог он, однако, точно объяснить, кто это мог быть.

Есаул Безродных, который не отличался излишней смелостью, послал своего вахмистра с целью добычи языка, отряд же продвинулся на расстояние 12 километров от поселения. Ждать пришлось долго, пока, наконец, обеспокоенный есаул попросил меня, чтобы я с одним казаком поехал в разведку.

Ночь была тёмная, а цокот копыт заглушала густая трава. Мы подъехали к высокой горе, из-за которой показался месяц, освещая нам дорогу своим серебряным мягким блеском. Величественно колыхались громадные лиственницы, среди которых вилась узкая каменистая тропа. По правой руке шумел в глубоком ущелье могучий ручей. Внезапно несколько камней с шорохом сползли на дорогу. Я поднял карабин на уровень глаз, но в то же самое мгновение опустил его; на огромной скале неожиданно обрисовался силуэт прекрасного аргала. С громадным трудом поборол я свою охотничью страсть. Сопровождающий меня казак перекрестился несколько раз и, указав рукой на глубокий яр, произнёс:

— Не боюсь людей, но боюсь духов. Здесь, в этом яре, лежат зарубленные полковники из Улясутая. Может, уже волки растащили их тела, но место это нехорошее.

Уже из разговоров солдат Безродных понял я, что где-то под Дзаин-шаби убили они более десяти человек, но теперь от непосредственного свидетеля хотелось мне обо всём узнать, поэтому я отрывисто спросил:

— Михайлов погиб здесь?

Казак перекрестился ещё раз и шёпотом произнёс:

— Здесь мы убили Михайлова, троих братьев Филипповых и полковника Полетика, Зубова и жену Михайлова. В бою убьёшь и ничего, а такой, которого безоружного саблей зарубил, постоянно перед глазами стоит. Паскудное место.

— Однако же вы и в Улясутае расстреливали? — спрашиваю дальше.

— В Улясутае много людей погибло, но тех я не убивал — те погибли от рук Богданова и Тролова.

Мне, несомненно, хотелось узнать, кто погиб в Улясутае, но казак назвал только те фамилии, которые я знал, добавив, что о подробностях следует спросить у двоих вышеупомянутых солдат. Однако у меня никогда не было желания расспрашивать о чём-либо придворных палачей есаула, потому что вызывали они у меня неопределённое отвращение.

С вершины горы были видны белые стены строений, а также мигающие огоньки на громадной, отвесной, совершенно белой скальной стене.

Спустившись вниз, мы двинулись в сторону монастыря, погружённого в сон. После долгой стукотни в двери ямына, нас впустили на подворье. Чиновник (дзакирокчи) во время чая рассказал нам о последних событиях в Дзаин-шаби. Я спросил его о военных — он ответил, что несколько дней назад действительно приехали сюда какие-то всадники, но он не знает, большевики это или белые.