Михаил Салай - По знакомым дорогам

— Но мы сами хотим лететь на Черниговщину! — заволновался я.

Наш собеседник ответил, что мы знаем людей и он считает нас поэтому очень подходящими для предложенной работы. Тут мы, дескать, принесем самую заметную пользу.

— Вы проведете эту важную работу лучше других. Попробуйте отказаться после таких слов.

Мы спускались с Негреевым по лестнице, и с почти нескрываемым злом Митрофан проговорил:

— Это все твоя палка! Все она помешала!

И так трудно ему было сдержать досаду, согласиться с тем, что вместо Черниговщины (места, откуда он и сам, кстати, был родом) мы окажемся еще глубже в нашем тылу, что внезапно он вышиб палку из моих рук ударом ноги и она полетела по ступеням, громко и долго гремя.

Я продолжал идти, как будто ничего не случилось, а Митрофан обогнал меня, поднял палку и протянул мне. Но я прошел мимо, ничего не сказав. И с тех пор я уже не брал в руки палку. Даже в лесах, где не было таких гладких дорожек, как в этом столичном здании…

Но пока мы поехали к Демьяну Сергеевичу Коротченко. Он тепло встретил нас, связал с партизанским штабом, и мы начали работу. Каждый день встречались с людьми, разговаривали, отбирали, завидовали тем, кто скоро снова окажется на Украине. Через определенный срок мы предложили из числа добровольцев не триста, а пятьсот человек, а потом начали просить, чтобы и нас послали на Черниговщину.

И вот по решению ЦК КП(б)У и УШПД нам поручили организовать группу, которая смогла бы создать и возглавить партизанский отряд. Вернувшись в Москву, мы тут же взялись за это. Наши старые товарищи, узнав о новости, зачастили к нам с просьбами не забывать о них. И скоро группа подобралась. Вот она: начальник штаба — мой брат Иван Салай (партизанский псевдоним — Кругленко), заместитель командира по разведке — Александр Каменский, которого я знал с восемнадцатого года. Несколько слов о нем, Саше Каменском.

Сын рабочего, он и сам с пятнадцати лет, за три года до Октябрьской революции, стал рабочим на фабрике в городке Хорол, а потом на одном из мариупольских заводов. Там в семнадцатом году вступил в партию большевиков и в Красную гвардию, помогал устанавливать и защищать в Мариуполе Советскую власть. Теперь он работал на военном заводе, но мы доказали, как он нужен для организации борьбы в тылу врага, и его отпустили.

И еще два товарища по гражданской войне — помощник командира отряда по материальной части — Исаак Мейтин (я о нем упоминал) и предполагаемый начальник связи — Илья Шкловский. С начала этой войны он работал в Совнаркоме РСФСР, занимаясь эвакуацией промышленных предприятий из прифронтовых городов, но, поскольку партизанская доля не обещала облегчения, его тоже отпустили. Отпустили и молодого Михаила Попова, который до войны был способным сотрудником Наркомвнешторга, а сейчас хотел бить врага своими руками и готов был занять должность адъютанта командира, порученца, любое дело делать, что доверят, лишь бы не сидеть в Москве, занимаясь хотя и важной работой, но не такой, которая в его глазах была важнее всего. Друзья — на войне, на фронте. И он рвался на передовую, хотел держать оружие в руках.

Радистов нам предложил УШПД. Это Саша Кравченко и Катя Филиппенко, из числа той молодежи, которая была отобрана в разных городах для учебы в партизанской школе связи и проделала к этой школе долгий путь, такой же необычный, как и показательный. Катя — из Ворошиловграда. Фашисты были в десяти километрах от города, когда ее вызвали в райком комсомола и спросили, не хочет ли она стать партизанской радисткой. Она оставила мать с тремя младшими ребятами, потому что понимала свой долг перед ними так: нужно помочь победе. И началась незабываемая дорога в школу.

Катя была назначена старшей в группе ровесников, собравшихся стать партизанскими радистами, ей вручили направление на всех (бумагу), и они двинулись… на восток. Гитлеровцы развивали наступление сорок второго года, рвались к Волге, к Сталинграду, наша армия тогда отступала, и вместе с нею откатывались другие организации, в том числе и партизанская школа связи. Катя с ровесниками искала и догоняла ее. Сначала двигались в военном эшелоне, который разбомбило на станции Лозовой. Там похоронили пятерых товарищей-комсомольцев. Железная дорога была разбита, пошли пешком. До Ростова. Оттуда комендант города направил ребят в Армавир. А потом отправились дальше — в Сталинград.

Все забились в одно купе пассажирского вагона и добрались до Сталинграда, окутанного пылью и дымом, нашли тех, кто показал наконец, где их партизанская школа. Она разместилась на берегу Волги. Предъявили документы, успели, потому что в ту же ночь школа эвакуировалась в Саратов. Вверх по Волге — на пароходе «Орджоникидзе», почти не выплывая из-под бомбежек, к которым начали привыкать, если это вообще возможно. Но главное — плыли уже не кем-то, а курсантами школы связи. В Саратове через шесть месяцев Катя Филиппенко с отличием окончила школу, стала классной радисткой, научилась прыгать с парашютом и была зачислена в нашу группу.