Жизнь не книга: нельзя давать слишком большую волю своему воображению. Иллюзии приводят к разочарованиям. Надо видеть мир, и жизнь, и людей реально.
В духовной жизни человека возраста не существует. Человек молод, покуда питает его душу любовь к жизни, интерес к людям и ко всему прекрасному, то главное дело, которому он не устает служить.
Мне думается, самая большая коллизия художника или вообще творческого человека — это раздвоение между работой и доступностью простым людям. Высший нравственный выбор в том, что художник приносит в жертву даже свое творение, создаваемое для многих, ради спасения одного-единственного реального человека.
У меня один бог — совесть.
Так же как человек вмещает в себе Вселенную, одно мгновение может вместить бесконечность. Если только оно по-настоящему значительно.
Я радовалась, что снесли дом, загораживающий от меня небо и солнце. И долго не могла понять, что же ушло вместе с домом. Вспомнила! Под его крышей в кирпичных выемках жили голуби. Они там спали, прятались от дождя. И будили меня ранним утром своим воркованием. А днем нередко усаживались на мой подоконник. Теперь я перестала видеть голубей. Так понемногу уходит из жизни все, что мы любим. И даже порой не сразу замечаем это.
Мы из тех, кто платит боли не столько слезами, сколько трудом. Мы всё еще — до заката так недалеко! — верим, что все лучшее сбудется.
Когда приходит беда, перед ней надо не оплошать, не задрожать, не сетовать, а стоять лишь насмерть.
Мне кажется, от такой боли можно взорваться. Но я не взорвалась. Я плачу глухими, тихими слезами, не приносящими облегчения. И совсем не слышно человеческого голоса. Стоит гнетущая тишина. Только рано поутру я надеваю слуховой аппарат и наслаждаюсь пением птиц в окне.
Отчаяние может привести человека к бездействию. И тогда парализуется сила воли — единственное, что может вывести его из этого состояния. Если есть что-либо сильнее судьбы, так это мужество, которое противостоит ей. Сносить страдания без жалоб — самое мудрое, на что способен человек.
Спасти от одиночества могут только труд и обилие интересов. Каждую минуту что-то увидеть, услышать, познать. Все будто в первый раз. Для этого у меня есть многое: работа, книги, газеты, телевизор, приемник, магнитофон. Уплотнить свой день до того, что одиночества не будешь чувствовать из-за нехватки времени. И не будешь зависеть от людей. Но как этого добиться, если тебя обуяла какая-то леность души? Нужно заставить себя полюбить жизнь усилием воли. Вот к чему я пришла.
Самое главное — не дать боли убить душу. Никаких поисков душевной поддержки у друзей — силы должны найтись в себе. Только так.
Ну что же, бывает и так: болезнь выбивает из рук последнее оружие, и остается одно — терпение, которое и есть высшее мужество.
Ночь прошла — и я увидела рассвет.
Ночь прошла — и из темноты вынырнули ели, трава, цветы.
Ночь прошла — и рядом снова живые люди.
Как я дожила до всего этого!
Есть люди, которые излучают свет, — это высшее счастье, какого может достигнуть человек. Их свет привлекает других людей. А когда рядом друзья, можно не бояться ни боли, ни страданий, ни нужды.
Нет, иной раз мало сильно хотеть, для того чтобы сбылась твоя мечта. И тогда должно хватить мужества перекроить жизнь на иной лад.
Нельзя приноравливаться к несчастьям. Ведь кроме жизни есть еще и смерть. Значит, надо спешить жить, чтобы успеть сделать все, что тебе положено.
Что же такое воля, о которой мы столько говорим? Наверное, это сила души, которая из ничего может сотворить чудо.
Ели. Елочки. Теперь им лет по двадцать. Мы сажали их всей семьей в чужом саду, возле чужой дачи, которую тогда снимали. И нет на свете уже никого, кто сажал их, кроме меня. И вот спустя годы лежу я в суровом еловом лесу. Здесь ели большие. И так жестоко болит память.
Обострение прошло, и я ступила на землю, в лес. Вокруг ни души. Я прижалась лицом к стволу дерева и беззвучно заплакала обильными слезами. Это были то ли слезы благодарности за подаренную мне красоту, то ли слезы памяти о близких, о собственной загубленной жизни. Но только все эти слезы были светлые.
Я возвратилась на костылях обратно, и каждая ель казалась мне памятником моим близким. Настоящий памятник для меня недосягаем — машина не дойдет до него. А те ели, что мы когда-то посадили и что служили мне символом памяти, далеко. Чужие ели приняли мою печаль. Как порой чужие люди согревают истерзанную душу. Я верю в людей. В неиссякаемую их доброту. Верю в целительную силу природы. И все же, если горе настоящее, оно покинет тебя только со смертью, время лишь притупляет его.
Читать дальше