За те дни, что прожили у меня Валентин и Валентина, нам удалось связаться с Министерством социального обеспечения, с редакциями двух газет, с юридической консультацией. Незнакомый юрист продиктовал по телефону, как надо писать заявление в народный суд о взыскании алиментов с отца Валентина. У всех, к кому бы мы ни обращались, мы находили горячий отклик. Теперь можно было думать о дальнейшей дороге. В поезд Валентина и Валентину посадили комсомольцы с моей работы. Прощаясь, Валя сказала:
— Вот, оказывается, какие люди живут в Москве.
Мне очень хотелось, чтобы она поверила — хорошие люди живут везде.
Молодые супруги уехали. Но борьба за их счастье только еще начиналась. Полетели письма. Первое — Валиной матери. Нет, не для того, чтобы уговорить ее принять вместе с больной дочерью еще и зятя, такого же беспомощного инвалида. Что примет, в этом мы не сомневались. Но хотелось и ее поддержать, успокоить, заверить, что все уладится, устроится.
Другое письмо было адресовано народному судье: я просила его рассмотреть дело об алиментах вне всякой очереди и о том, чтобы решение как можно быстрее преодолело расстояние между Белоруссией и Казахстаном.
Следующее письмо полетело в Кокчетавское отделение Казахской железной дороги: там в доме отдыха паровозных бригад работает гардеробщицей мать Вали — Мария Яковлевна Мурашова.
И еще много писем было разослано по разным адресам. А тут еще в дороге случилось несчастье — потерялись документы Валентина, и восстановить их на таком расстоянии от Жлобина было тоже не просто…
Я понимала, что речь идет о двух человеческих жизнях. Но во все официальные инстанции, разным должностным лицам писала не о куске хлеба для них, нет. Я писала о том, что нужно спасти их любовь. Не знаю, была ли то счастливая случайность или закономерность, новее письма попали в добрые руки. Все!
Вот теперь я подошла к самому концу этой истории и снова умолкаю, чтобы все остальное вы узнали из письма Валентины:
«…Пишу Вам уже в новой квартире. Сбылись наши мечты, теперь можно спокойно думать о дальнейшей жизни. В квартире паровое отопление, водопровод. У нас с Валентином отдельная комната.
Начальник Кокчетавского отделения тов. Исмаилов оказался очень хорошим человеком, он для нас как родной, помогает всем, что в его силах. К нашему переезду в новый дом железнодорожники подарили нам кровати, шерстяные одеяла, постельное белье, шторы на окна и двери. Большое участие в нашей судьбе принимает начальник дома отдыха паровозных бригад Полина Андреевна Бугаева, она же мамина начальница.
Дело с алиментами тоже уладилось, и теперь Валентин регулярно получает с отца деньги. Но вы, конечно, представляете, с какой радостью мы бы работали, и мы постараемся работать, чтобы своим трудом отблагодарить людей за все.
Да, сколько у нас хороших людей! Больше не волнуйтесь за нас, мы теперь не одни и нашу радость хотели бы разделить со всеми, кто умеет переживать чужое горе как свое и радоваться чужому счастью как собственному…»
Мне нечего добавить к этому письму.
«Уважаемая редакция!
Мне очень нужно знать, правильно ли я поступила, потому что, приняв решение, не чувствую ни облегчения, ни удовлетворения, ни радости. Хочу услышать совет человека беспристрастного, ответ честный и объективный. Мне двадцать восемь лет, у меня много друзей, но лишь три года назад я встретила человека, которого полюбила. Он был робкий и милый, глаза его, казалось, видели не предмет, а цель. Был он внешне обыкновенный, без модных нарядов, многого не знал, не понимал, не умел. Говорю это не в укор ему, человеку, выросшему в многодетной сельской семье. В жизни он всего добивался сам. И хоть были мы с ним по-человечески и по образованию очень разными, я его полюбила. За что? Этого не объяснишь. Полюбила, потому что — единственный.
Я уже окончила университет, работала, была в общем-то человеком самостоятельным, а он, ровесник, только еще учился на геологическом. После армии, после техникума. Взрослый мужчина жил на стипендию, это очень непросто. Я, как могла, помогала ему. А он нуждался в помощи — вечно попадал в какие-то нелепые истории, из которых с трудом выпутывался, перебивался на студенческие рубли, я старалась его поддержать и подкормить. Не хвалюсь этим, так как понимаю — то, что делаешь для любимого, делаешь для себя. И еще приходилось его воспитывать — он так много не знал, так часто поступал и говорил невпопад. Не могу сказать, что все шло у нас гладко. Он иногда раздражался, кричал, иногда внезапно и надолго исчезал. Но всегда возвращался, особенно когда нечего было есть и негде переночевать. Но я была все равно счастлива. Честно говорю. Любила и верила, что многое могу в нем изменить.
Читать дальше