Ирина Триус - Дорога длиною в жизнь

«…Я сейчас понял, что в любом возрасте можно интересно жить. Во мне сейчас столько сил и энергии! Понимаю, мне еще предстоят трудные испытания, но меня они не страшат — чем труднее, тем я тверже и настойчивее становлюсь Как я хочу, чтобы ты гордилась мной и была во мне уверена! Ты столько сделала и делаешь людям добра, столько трудишься. Я так хочу, чтобы ты почувствовала опору и мужскую руку друга, на которого всегда можно положиться…»

«…Мысленно представляю, как приеду в Москву. Доеду до станции метро «Пушкинская», выйду на улицу Горького, потом по Бронной подойду к твоему дому. Поднимусь по лестнице, остановлюсь у твоей двери, передохну, наберу побольше воздуха и позвоню. Этот путь я проделываю ежедневно…»

Из дневника:

«Я уже не одна. Видно, по складу своему я не умею быть одинокой. Есть постоянная потребность отдавать свое тепло, нежность, любовь. Я нашла себя в себе. Нашла силы для новых преодолений. Вернулась в строй. Вновь ощущаю свою нужность людям. Это ощущение нужности чуть отодвигает горе. Постоянно чувствую его присутствие…»

«Я устала быть сильной. Ведь и на долю сильных может выпасть непосильная ноша. Всей горемычной жизнью своей я заслужила покой. Мне так нужно опереться на мужское плечо друга. И вот судьба послала мне его».

«Родная моя Иринушка!

Какое же спасибо за пригласительный билет с твоей фотографией на твой творческий вечер! Я поставил этот билет на стол. Смотрю на тебя и пишу.

Итак, тринадцатого августа мне исполняется пятьдесят один год — старик! Полвека прожил и так мало сделал. Вот сейчас и приходится наверстывать. Поэтому стареть нельзя, впереди еще очень много работы, а годы летят неумолимо…

Пианино куплю, когда получу комнату. Играю я неважно, для себя, но для работы инструмент нужен. Когда ставлю танец, играю мелодию, и здесь возникают рисунки, движения. Танцы я ставлю только свои, никогда ни у кого не заимствовал.

Теперь о фигурном катании. Сам я не катаюсь. Мы всегда работаем в паре с тренером (поймал себя на том, что пишу в настоящем времени). Работа ответственная, я бы сказал — ювелирная. Приходят четырехлетние дети, и им нужно поставить корпус, накачать мышцы ног. И в то же время нужно привить плавность, музыкальность, ритмичность. Здесь требуется большая нагрузка, но нельзя допустить перегрузку. Особенно это касается девочек. Ко всему этому у детей нужно воспитывать характер и вырабатывать волю. Сам ты должен быть всегда в форме.

Иринушка! Я хочу открыть тебе, что во мне сидит еще маленький червячок, который точит меня за все мое прошлое. Я борюсь с этим, но полной победы нет. Иногда берут сомнения: а верят ли мне люди, которые меня окружают? Понимаешь, родная, самое страшное в жизни — недоверие. Повода к ощущению недоверия нет, но в душе творится что-то непонятное. И когда ты попросила написать, за что я сидел и сколько раз, я ответил, а потом мучился: как ты отнесешься к моему прошлому? А письмо твое — теплое, душевное — шло две недели. Сколько же я передумал! И даже теперь, когда задерживаются твои письма, червячок страха перед твоим возможным недоверием дает о себе знать. Если ты когда-нибудь меня полюбишь, то начало этой любви пойдет от того доброго твоего письма. Ну, меня понесло, не обижайся.

Знаешь, у меня такое чувство, будто я пловец, плыву в бурной реке к берегу. И этот берег видно, но я его не достиг. Вот и борюсь с волнами, чтобы доплыть до берега, на котором мама и ты (сколько горя принес я маме!), — или утону, или доплыву. А так хочется доплыть к вам, мои дорогие! И доплыть все-таки надо!

Смотрю сейчас на тебя, в твои глаза, и так хочется в них прочитать, что ты думаешь. Но ты, родная, молчишь и смотришь с небольшой грустинкой. А впрочем, ты очень хорошо выглядишь на пригласительном билете. Как бы я хотел хоть одним глазком на тебя посмотреть, когда был твой творческий вечер…»

«Дорогая моя Иринушка! Сегодня получил письмо от мамы. Пишет, что очень рада нашей переписке и хочет с тобой познакомиться. Пишет, что в этом году буйное цветение яблонь, слив, вишен — видно, будет хороший урожай. У нас большой сад, и мы с тобой обязательно съездим в Малаховку и наварим варенья на всю зиму.

Иринушка! У меня есть хорошая новость. На днях слушал танцевальные мелодии, и у меня невольно стал зарождаться план танца для детей. Это было совсем неожиданно и необычно — ведь я столько лет не думал ни о каких танцах и вообще решил, что с этим покончено навсегда. В танце будет показан памятник войны — горя, страдания — и светлое счастливое детство разных народов. Пока созрел общий план, теперь буду разрабатывать детали. Работа большая: нужно подобрать мелодии к танцам, движения, рисунки, характер с учетом специфики детского возраста. Думаю взять танцы народов: кубинский, индийский, что-нибудь из Африки, чешский. Есть у меня ковбойский танец, я давно его ставил. И, конечно, наш, русский. Трудно будет с первой частью — мыслей много и вроде хорошо, но для детей сложно. А хочется сделать так, чтоб «мороз по коже».