Абрам Старков - ...И далее везде

Ушли на глубину и сразу — на боевой курс. Нет времени, чтобы выбрать наивыгодную позицию для удара. Минута — на атаку с кормы, полминуты — на ожидание результата. Вот он — взрыв! Но почему один? Стреляли двумя торпедами. Одной промазали? Нет, она застряла в аппарате, не хватило сжатого воздуха, чтобы ее вытолкнуть. Грозно воют винты торпеды, но вырваться она не может. Снова толчок воздуха — только воду выдавило, а торпеда торчит, как заноза. И лодка теряет равновесие, срывается как самолет в пике, чуть не торчком на попа. Она летит носом вниз, она падает, и все внутри ее летит и падает: люди, ящики, приборы, инструменты. Стрелка глубиномера на пределе, но вот предел пройден, сейчас она, качнувшись влево-вправо, уткнется, замрет, и тогда все, — корабль будет раздавлен океаном. Сбитые с ног, падающие, летящие, хватающиеся за что попало люди стараются удержать лодку. Надо облегчить ее, выровнять, надо вогнать воздух в носовые цистерны. Те, от кого это зависит, в акробатических позах, изгибаясь и выворачиваясь, с трудом дотягиваются до нужных клапанов и вентилей, в последних усилиях пытаясь взнуздать и подчинить себе корабль. Секунда, другая, корпус дрогнул, напрягся, лодка остановилась на мгновенье и вдруг так же стремительно, как погружалась, пошла вверх. Нет, она не шла, она взлетала.

И это было не менее опасно, чем падение. С обратным креном. Теперь люди, ящики, приборы, инструменты сыпались из носа в корму — лодку выбрасывало к поверхности моря. Внизу — смерть, но она и наверху. Внизу раздавит океан, наверху разбомбит или протаранит враг. Акустик уже кричит:

— Миноносец идет на таран!

Вот как рассказывает об этом Щедрин:

«Да, кажется, наступает последний парад… Что ж, время терять не будем, через минуту опоздаем.

— Артрасчетам обеих пушек — в смежные с центральным постом отсеки! Приготовиться дуть среднюю по моей команде!

Поднимаюсь в боевую рубку. Достаю кормовой флаг. Противник ни на секунду не должен подумать, что всплываем для сдачи в плен. Мы всплываем для боя. Флаг своей Родины подыму на руках… Становлюсь на ступеньки трапа, берусь за кремальеры верхнего рубочного люка.

— Артрасчет, за мной!

Слышу топот ног. На трапе Хлабыстин, Булгаков, Бочанов. Несколько выстрелов, наверно, сделать успеем… Начинаю открывать люк. Шипит воздух…

— Продуть среднюю!

Вдруг неистовый крик из центрального поста:

— Лодка погружается!

— Артрасчету — вниз! По своим отсекам!

Спустившись в центральный пост, прежде всего смотрю на глубиномер — уже двадцать пять метров! Лодка стремительно проваливается, но нам еще кажется, что она идет вниз очень медленно… Слышим шум винтов миноносца над головой и затем оглушающие разрывы глубинных бомб. В носу лодки гаснет свет. Гремят падающие вещи, звенит разбитое стекло. Но теперь уже не страшно, мы в своей стихии — под водой…»

Я очень советую вам прочесть книгу Щедрина «На борту «С-56». А для того чтобы мой совет был убедительней, приведу три отзыва об этой книге.

Первый:

— Ничего не забыл наш батя, даже усы мои вспомнил…

Второй:

— Нас было сорок семь и про каждого — доброе слово…

Третий:

— Читаешь, и будто снова в море, в бою…

Нетрудно догадаться, что эти отзывы принадлежат людям, плававшим с Щедриным на подводной лодке, и что первым высказался ну конечно же Яша-торпедист. Он живет в Москве, в Сокольниках, давно уже не торпедист. Старший механик в научно-исследовательском институте химического машиностроения. Усы при нем. Пусть не такие пышные, без прежнего шика, но при нем. И он не собирается их больше закладывать.

Второй отзыв — сигнальщика Левчика, простите, Василия Ионовича Легченкова, слесаря с подмосковного завода. За эти годы он немного подрос, и теперь у него подрастают два «левчика», два сына, в отца зоркие. А у него зрение по-прежнему орлиное. Стояли мы с ним вечером на троллейбусной остановке у Пушкинской площади, долго не было машин, вон показались огни где-то около Моссовета, и Василий Ионыч говорит:

— Не наш — двадцатка.

Кто-то из очереди сказал:

— Гадаете?

— Двадцатый номер! — повторил Ионыч. Троллейбус подошел, и это был № 20. Вдали показалась еще одна машина.

— Наш, — сказал Легченков, — двенадцатый.

И не ошибся. Вся очередь глядела на человека с таким зрением. Нам нужно было ехать, а то бы я объяснил людям, что это знаменитый сигнальщик с подводной лодки, который в войну видел корабли за горизонтом.