Абрам Старков - ...И далее везде

— Центральный! Личный состав пятого отсека просит считать нас всех коммунистами!..

Вот что происходит в центральном посту на моих глазах. Игнатьев подошел к приводу носовых горизонтальных рулей, у которого нес вахту Николаевский.

— Сдавайте вахту. Я заступаю.

— Почему?

— Идите отдыхать. Вам разрешается.

— Я комсомолец.

— Комсомолец — смена партии. Вот и смените меня, когда немного отдохнете.

Николаевский, как мне показалось, обиженно посмотрел на Игнатьева и молча отошел от рулей. На штурманском столике взял лист чистой бумаги и что-то быстро начал писать. Потом подошел ко мне и протянул листок…

«В парторганизацию пл «С-56»

От комсомольца Николаевского.

Прошу принять меня кандидатом в члены ВКП(б).

Готовлюсь к вступлению давно. Буду примерным воином.

Вахту хочу нести вместе с коммунистами…»

…Николаевский сказал:

— Товарищ командир! Давно хотел просить у вас рекомендацию в партию. Доверие оправдаю.

Написал ему рекомендацию тут же, у штурманского стола.

— Товарищ старшина! — обратился Борис к Игнатьеву. — Разрешите, как коммунисту, заступить на вахту. Глубину держать шестьдесят метров!

— Заступайте! — сказал Игнатьев…»

Я хотел бы заключить этот эпизод деловой справкой. «С-56» преследовали семь кораблей — эсминцы и сторожевики. Бомбежка продолжалась двадцать шесть часов тридцать минут. На лодку было сброшено триста глубинных бомб. В готовности номер один команда простояла двое суток, из них несколько часов при четырехпроцентной концентрации углекислоты… В партию вступило пятеро.

В том же походе экипаж и его командир были еще раз испытаны «на сопротивление материала», если тут можно применить этот технический термин.

Поиск на коммуникациях противника шел уже много дней, но пока только сама лодка, как рассказано выше, чуть не попалась врагу на растерзание. Я, кажется, не нарисовал обстановки на море, в которой действовала «С-56». Шел февраль, самый штормовой из штормовых месяцев на Баренцевом. Хотя нештормовых тут не бывает. Я не могу причислить себя к знатокам этого моря, но за те несколько десятков переходов, которые совершил здесь на ледоколах, на дозорных кораблях, мне ни разу не доводилось видеть Баренцево спокойным, в уравновешенном состоянии духа. Вечно оно негодует. И если говорят: «Сегодня на Баренцевом тихо», это значит, что про Черное море при тех же условиях сказали бы: «Ох и штормит!» Ну а февраль, повторяю, самый штормовой месяц на Баренцевом. Линкоры и океанские лайнеры качает как корыта, а каково подводной лодке? Не спасает и глубина, потому как море воротит тут, что называется, до самого донышка. Да и быть в поиске на больших глубинах — не очень-то наищешься. По одной акустике, на слух трудно разыскать подходящую цель.

Лодка идет через шторм, через снежные заряды. Через полярную ночь. На ходовом мостике двое: Щедрин и молоденький сигнальщик Вася Легченков, которому даже огромный тулуп, высоченные валенки и мохнатущая шапка не придают солидности. Только подчеркивают его малый рост. Просто удивительно, как пропустила его на флот призывная комиссия. Он и для юнги-то невелик. Но — глаза! Говорят, он видит и за горизонтом. Это точно, видит!

— Мачта! — докладывает с мостика.

Все вглядываются, вглядываются и ничего не могут узреть. Но вот минута-две — и из-за горизонта действительно выплывает мачта, а за ней и весь корабль. Да уж, одарила природа Васю зрением, потрудилась над его глазами, словно специально готовила в сигнальщики! Ничто не укроется от Легченкова, от Левчика, как называют его нежно в команде, все высмотрит! Однажды в кромешной тьме распознал немецкий эсминец, шедший без огней под прикрытием берега.

— Как ты его увидел, Левчик? — спросили потом сигнальщика.

— Очень просто! — объяснил. — Я тут все пятна знаю на берегу, вижу новое какое-то, да еще движется.

— Слушай, какие пятна, вокруг этакая темнотища, одно сплошное пятно!

— А темнота что? Темнота, она из разных пятен — одно светлее, другое темнее, и форма разная — только вглядись… — сказал Левчик.

Вот какой это сигнальщик! Но сейчас, когда они стоят с командиром на ходовом мостике и лодка продирается сквозь снежные заряды, кажется и сам Левчик ничего не видит. Он ловит каждый просвет, каждую щелочку меж густыми, плотными полосами снега. И вдруг будто кто-то оборвал канаты, на которых держались все эти завесы, и они падают, открывая взору море, небо, берега и… вражеский конвой, в самой середине которого шла, оказывается, все это время «С-56». Шла под охраной немецких миноносцев, сопровождающих транспорта́. Надо быстренько сматываться, пока не заметили, от этой милой охраны. Срочное погружение!