Пётр Бартенев - О Пушкине - Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

После этого мы перешли к очередным делам, а там занялись разговорами о делах графа, о Вороньках(имение в Полтавской губернии), где он выстроил великолепный дом, разбил чудесный сад — он очень любил садоводство — и всем этим хотел пожертвовать в пользу института для бедных девиц Полтавской губернии.

На другой день я постарался прийти к Милорадовичу поранее и поджидал возвращения его от Государя. Он возвратился и первым словом его было: «Ну, вот дело Пушкина и решено!» Разоблачившись потом от мундирной формы, он продолжал: «Я вошёл к Государю с своим сокровищем, подал ему тетрадьи сказал: „Здесь всё, что разбрелось в публике, но Вам, Государь, лучше этого не читать!“ Государь улыбнулся на мою заботливость. Потом я рассказал подробно, как у нас дело было. Государь слушал внимательно, а наконец спросил: „А что ж ты сделал с автором?“—Я?.. (сказал Милорадович) я объявил ему от имени Вашего Величества прощение!.. Тут мне показалось (продолжал Милорадович), что Государь слегка нахмурился. Помолчав немного, Государь с живостью сказал: „Н е рано ли?..“ Потом ещё подумав, прибавил: „Ну, коли уж так, то мы распорядимся иначе: снарядить Пушкина в дорогу, выдать ему прогоны и, с соответствующим чином и с соблюдением возможной благовидности отправить его на службу, на Юг!“ [903]Вот как было дело. Между тем, в промежутке двух суток, разнеслось по городу, что Пушкина берут и ссылают. Гнедич, с заплаканными глазами (я сам застал его в слезах), бросился к Оленину; Карамзин, как говорили, обратился к Государыне [904]; а (незабвенный для меня) Чаадаев хлопотал у Васильчикова, и всякий старался замолвить слово за Пушкина. Но слова шли своею дорогою, а дело исполнялось буквально по решению».

Кто таков помянутый здесь Фогель? Фогельбыл одним из знаменитейших, современных ему, агентов тайной полиции. В чине надворного советника он числился (для вида) по полиции; но действовал отдельно и самостоятельно. Он хорошо говорил по-французски, знал немецкий язык, как немец, говорил и писал, как русский. Молодёжь называла его Библейскою птицею: потому что, кажется, у Сираха сказано: «не говори худого о Властях, ибо Птица (Vogel) перенесёт слова твои!» Во время Семёновской истории [905]он много работал и удивлял своими донесениями. Служил он прежде у Вязмитинова, потом у Балашова, и вот один из фактов его искусства в ремесле.

В конце 1811-го года с весьма секретными бумагами на имя французского посла в С. П.-ге выехал из Парижа тайный агент. Его перехватили и проводили прямо в Шлиссельбургские казематы, а коляску его представили к Балашову, по приказанию которого её обыскали, ничего не нашли и поставили в сарае с министерскими экипажами. Фогеля послали на разведку. Он разведал и объявил, что есть надежда открыть, если его посадят, как преступника, рядом с заключённым. Так и сделали. Там, отделённый только тонкою перегородкою от нумера арестанта, Фогель своими вздохами, жалобами и восклицаниями привлёк внимание француза, вошёл с ним в сношение, выиграл его доверенность и через два месяца неволи вызнал всю тайну. Возвратясь в С.-П.-г, Фогель отправился прямо в каретный сарай, снял правое заднее колесо у коляски, велел отодрать шинуи из выдолбленного под нею углублениядостал все бумаги, которые, как оказавшиеся чрезвычайно важными, поднёс министру. Вот какого полёта была эта птица, носившаяся над головою Пушкина! — Ф. Г.

Удаление А. С. Пушкина из С.-Петербурга в 1820 году

«РА». 1866. № 8—9. Стб. 917—922.

Видный деятель декабристского движения, поэт и публицист Ф. Н. Глинка был горячим поклонником поэзии Пушкина и содействовал облегчению его участи перед ссылкой на Юг в 1820 г. Свои воспоминания Ф. Н. Глинка послал П. И Бартеневу из Твери 3 апреля 1866 г. в виде письма, начинающегося следующим обращением: «Милостивый государь, Пётр Иванович! На письмо Ваше от 21 марта ответил бы сейчас, если б грипп на несколько дней и затем наступившие дни визитов не помешали мне. Я с вами уже вполовину знаком по Вашему прекрасному изданию, которым пользовался прежде в клубе, а теперь выписал для себя и читаю, зачитываюсь и не могу начитаться „Русского Архива“. Тем охотнее отвечал б я на ваш запрос, да время ещё не пришло открывать всю подноготную, потому с некоторою сдержанностью я расскажу, сколько можно короче, как дело было». Заканчивалось письмо словами: «Вот всё, милоствый государь, что в ответ на письмо Ваше я мог Вам написать с памятью о делах давно минувших лет и преданьях старины глубокой. С истинным почтением имеет честь быть, милостивый государь, Вам покорно преданным слугою Ф. Глинка».