Ланс Паркин - Алан Мур. Магия слова [litres]

В течение всей карьеры Мур называл «Супердупермена» важным источником влияния на его творчество, и связи с «Супердуперменом» часто довольно очевидны. Как видно из интервью, Мур в итоге написал свою историю о Марвелмене (1982–1989), а ее кульминация, по сути, битва из «Супердупермена», только с серьезной атмосферой: герой причиняет городу, который должен защищать, огромные разрушения и наконец побеждает равно могущественного оппонента обманом; вдобавок одной из последних заявок Мура для DC Comics были «Сумерки» (Twilight, 1986) – серия, в которой, если бы ее сделали, мы бы увидели эпичную битву между Суперменом и Капитаном Марвелом.

Но самое главное, чем обязан Мур «Супердупермену», не имеет никакого отношения к конкретным персонажам или сюжетным поворотам. Это видно по его мнению о том, как серия встраивается в историю комиксов и какую философию воплощает: «У Харви Курцмана супергеройские пародии такие смешные потому, что он брал супергероя, а потом как бы применял логику реального мира к какой-нибудь супергеройской ситуации с врожденной абсурдностью… Меня осенило, что если повернуть ручку настройки на тот же градус, но в противоположном направлении, применяя логику реального мира к супергерою, то можно сделать и что-то очень смешное, но и – с поворотом винта – что-то очень неожиданное, даже драматическое и мощное» [37]. Мур называл стремление повторить плотность информации на каждой панели «Супердупермена» и циничный подход к героизму тем зерном, из которого выросли «Хранители», но идея применения «логики реального мира», якобы принадлежащая Курцману, лежит в основе почти всех его ранних сюжетов.

После отпуска Муры вернулись в муниципальный дом с тремя спальнями в районе блокированной застройки (так называемых террасах вдоль улиц) – номер 17 по дороге Святого Андрея, в нортгемптонском квартале Боро, напротив большой железнодорожной станции (тогда – «Нортгемптонский замок», позже – «Нортгемптон»). Алан жил с родителями – Эрнестом, рабочим в пивоварне, и Сильвией, которая служила в типографии, – а также бабушкой по материнской линии Кларой Маллард и младшим братом Майком. Семья проживала в этом доме уже тридцать-сорок лет [38]. Перед самым рождением Алана там еще размещались дядя Лес, тетя Квини и их малыш Джим (он спал в ящике гардероба), а также другая тетя – Хильда, ее муж Тед и их дети, Джон и Айлин. Жизнь в таком переполненном доме тяжелая – впрочем, как отмечал Мур, он тогда «играл роль зародыша и потому был избавлен от худшего» [39].

Боро – теперь Весенние Боро – район в Нортгемптоне, который остается одним из самых бедных в Соединенном Королевстве. Главной отраслью города многие века оставалась обувная промышленность. Дома были столетнего возраста, с туалетами на улице и без горячей воды, хотя дом Муров считался роскошным по сравнению со многими в квартале, потому что управа установила там электрическое освещение. Эрнест Мур зарабатывал 780 фунтов в год, когда средняя заработная плата составляла 1330 фунтов, и однажды сказал Алану, что 15 фунтов в неделю – это мало и он надеялся однажды зарабатывать 18 [40]. Они не прозябали в нищете – может, семья и мылась в жестяных ваннах с водой, разогретой в медном тазу, но в то время это было обыденностью, и они никогда не голодали. В детстве Алана в доме стоял телевизор, а каждую неделю ему давали карманные деньги.

Алан родился в больнице Святого Эдмунда 18 ноября 1953 года, слепой на левый глаз. Сперва у него были рыжие волосы – семейная черта (в 1953 году еще оставались люди, которые помнили его прапрадеда, Безумного Рыжего Вернона) [41]. Крестили его в местной англиканской церкви Святого Петра, а пока оба родителя были на работе, воспитывала его бабушка – «рабочий класс, викторианский матриарх. Глубоко религиозная женщина, которая редко поднимала голос, но ей и не приходилось, потому что слушались ее все беспрекословно» [42]. Мур сомневается, что она «хоть раз отъезжала от места рождения больше чем на пять-десять миль» [43]. (Несмотря на набожную бабушку, у Мура не было религиозного воспитания [44], и он заявлял, что основы морали выучил по «Супермену» [45].)

В 1967 году Джереми Сибрук выпустил «Непривилегированный класс» (The Unprivileged) – первую книгу в долгой карьере изучения мировой бедности. Это устная история рабочего класса Нортгемптона. Он написал портрет общества, что находилось всего в нескольких поколениях от аграрного крестьянства, – общества, застрявшего в старых ритуалах речи, семейного поведения, в почтении к высшим классам и откровенных суевериях: «Неподдельный страх, в который их вгоняли суеверия – по крайней мере пятьдесят повсеместных явлений считались верными предвестниками смерти, – стал угрюмой и безрадостной характеристикой их жизни… Иррациональные верования стали наследственной отравой, а она, если и не проявляется в виде чиреев и фурункулов на коже, тем не менее продолжает токсичное воздействие, зловеще и незримо» [46]. Мы слышим эти отголоски в рассказе Мура о бабушке и ее «кошмарном ассортименте зловещих и непостижимых суеверий… чистой силой воли она убедила весь дом верить в свою систему сглазов и антисглазов. К примеру, скрещенные на столе ножи провозглашали неминуемое разрушение дома и ближайшей местности падением шальной кометы. Дабы отвести эту беду, по катастрофически скрещенным приборам следовало с силой ударить третьим ножом» [47]. Сибрук заключает, что из-за подобных настроений люди становились замкнутыми и неподготовленными к быстро изменяющемуся миру, что их «обезоруживало чувство утраты при виде того, как пожизненные ценности приобретали поразительную и устрашающую относительность… жизнь улиц производила мертвящий эффект и не позволяла оторваться от строго зафиксированной схемы поведения и отношений» [48].