Алан Мур: Аллан и прорванная завеса

За авторством мистера Алана Мура

Тусклый молочный свет луны играл на пергаменте лица мертвеца. Он пробирался через темные заросли кустарника, чудовищно разросшегося в заброшенном декоративном саду, что раскинулся позади руин замка. Рассыпавшиеся на отдельные кирпичи башни и искривленные шпили зубчатых стен лежали, жалкие и дряхлеющие, в прохладном бледно-серебряном блеске лунного серпа. Мертвец затаил дыхание: он не ожидал, что это место так изменилось после его кончины. Черная сорная трава проросла в трещинах плит террасы, а из центра пересохшего и смердящего фонтана смотрел гранитный фавн, рогатый лоб которого был покрыт испражнениями голубей, а рот, распахнутый в песне, забит выросшими лианами.

Сильный западный ветер развевал седые волосы мертвеца и трепал длинное коричневое пальто, как парус, поднимая с него паль и запахи Серенгети в болезненный английский туман, которым был пропитан воздух сада. Смотря в слепые и загаженные птицами глаза статуи, он подумал, что видит самого себя — такое же смелое и юное языческое воплощение великолепной дикости, преданное возрастом. Преданное временем.

Мертвец был задумчив и печален. Он не слышал, как за его спиной открылась огромная источенная червями дубовая дверь замка, выходящая на террасу. Ничто, кроме слабого покалывания в шраме от мачете на шее чуть ниже линии волос, не говорило о том, что за ним наблюдали, пока он не услышал низкий, со слабым акцентом голос женщины. Мертвец обернулся, испуганный и удивленный.

— Леди Рэгнолл ждет вас. Ее светлость будет рада принять вас в библиотеке. Пожалуйста, следуйте за мной.

Голос принадлежал негритянке удивительной внешности. Она была на несколько дюймов выше, чем сам мертвец, в юбке из материала, напоминавшего изумрудный бархат, и увешана браслетами, бусами и яркими амулетами. Тонкой, изящной рукой она несла канделябр со свечами, озарявшими окружающее пространство мерцающим светом. Волосы её были покрыты закрученным по-турецки тюрбаном. Прежде чем она отвернулась и вошла в тишину замка, мертвец заметил ритуальные шрамы на ее щеках — таких он не встречал ни у одного из племен во время своих путешествий по Африке. Похоже, ему не осталось другого выбора, кроме как следовать за ней, по коридорам, которые извивались, как кишки, уходящие вглубь разлагающейся массы, бывшей когда-то величественным зданием, теперь — холодным и призрачным остовом.

Быстро шагая, чтобы не отстать от девушки, мертвец поражался картине фантастического разрушения, которую освещала ее свеча. Крыса с глазами красными, как гранаты, устроила гнездо в упавшей люстре, которая преградила им путь. Между портретами на стенах устраивались на ночлег летучие мыши.

Как богатейшее поместье Рэгнолл превратилось в это? Еще больше мертвеца беспокоило, как его подруга и покровительница леди Рэгнолл жила здесь, в комнатах, разрушенных дождем, с роскошными аксминстерскими коврами, покрытыми мхом, плесенью и слизнями. Когда он впервые увидел залитые лунным светом останки замка, то опечалился, полагая, что его ученая и эрудированная вдовствующая компаньонка, должно быть, уже умерла, оставив свое родовое поместье и землю погружаться в великий и окончательный хаос необузданной природы. Теперь, когда он следовал за отстраненной и молчаливой негритянкой, проходя мимо гниющих гобеленов, под потолком, который прерывался участками открытого неба с сияющими безразличными звездами, печаль сменила потаённая, но в то же время твердая надежда.

Наконец эбеновая красавица остановилась перед дверью из почерневшего от дыма кедра, в которой мертвец признал вход в библиотеку. Теперь она была покрыта огромными языками черной сажи, оставшимися от давешнего катаклизма. Положив ладонь на медную дверную ручку в виде львиной головы в голубовато-зеленых разводах, служанка обернулась и еще раз посмотрела на мертвеца. Её лицо с высокими скулами, освещенное желтым дрожащим пламенем свечей, теперь было хорошо видно. Точки ритуальных шрамов вились, как две змеи, от щек до висков, продолжаясь на сбритых бровях и встречаясь между зелеными, загадочными, как океан, глазами. Ее нездешняя красота и самообладание раздули пепел страсти мертвеца, вернули к жизни, который тлеющие угольки, как он думал, давно угасли. Возможно, будь моложе и имей меньше ран на теле и сердце… Мертвец скривился и подавил горький смешок. Возможно, будь он еще жив… Её губы, похожие на мягкие сочные фрукты, почти не двинулись, когда она открыла испорченную дверь библиотеки и произнесла первые слова с момента, как встретила его на заросшей травой террасе.