Леонид Млечин - Примаков

Начальник Девятого управления КГБ Плеханов действительно потребовал от начальника Четвертого главного управления при Министерстве здравоохранения представить медицинское заключение о том, что Горбачев страдает нарушением мозгового кровообращения. Но врачи не спешили сочинять фальшивую бумагу.

Премьер-министр Павлов отказался участвовать в пресс-конференции. У него сдали нервы. Он пил и одновременно принимал препараты, усугубляющие действие алкоголя. В результате у него началась настоящая истерика. Охрана вызвала личного врача, который привел Павлова в божеский вид, но потом глава правительства всё равно предпочел отправиться в Центральную клиническую больницу.

А что происходило в армии?

В половине пятого утра главнокомандующего военно-воздушными силами страны маршала Евгения Ивановича Шапошникова разбудил телефонный звонок. Дежурный генерал Центрального командного пункта ВВС доложил:

— Товарищ главнокомандующий, в шесть часов вам необходимо быть в зале коллегии Министерства обороны. Собирает министр.

— По какому поводу сбор? — спросил Шапошников.

— Не сообщили, товарищ главнокомандующий.

— А что по обстановке в мире, в стране?

— Всё спокойно, никаких особых событий не произошло.

Ровно в шесть утра в зале коллегии появился министр обороны Язов. Он сказал:

— Президент СССР находится в тяжелом состоянии. Управлять страной не может. Обязанности президента временно принял на себя вице-президент Янаев. Завтра, 20 августа, должен быть подписан новый Союзный договор. Но без Горбачева он подписан быть не может. Неподписание договора может вызвать негативные последствия в стране. Поэтому вводится чрезвычайное положение…

Язов приказал своему заместителю Ачалову силами спецназа воздушно-десантных войск блокировать телецентр «Останкино». Около семи утра по приказу министра обороны 2-я стрелковая (Таманская) и 4-я танковая (Кантемировская) дивизии начали движение к Москве. За два часа до этого министр внутренних дел Пуго приказал своему первому заместителю Ивану Федоровичу Шилову обеспечить машинами ГАИ армей-окне колонны, входящие в Москву. С помощью автоинспекции войска заняли к десяти утра ключевые позиции в городе.

Еще три парашютно-десантных полка — 15-й (из Тулы), 137-й (из Рязани), 331-й (из Костромы) двинулись в сторону Москвы. Ачалов приказал также перебросить из Одесской области 217-й и 229-й парашютно-десантные полки — они сосредоточились в районах аэропортов Кубинка и Чкаловский. Манежную площадь и Кремль блокировал спецназ КГБ. В общей сложности в Москву ввели несколько сотен танков и бронемашин.

В 9 часов 28 минут маршал Язов подписал приказ о приведении вооруженных сил в повышенную боевую готовность. Белый дом был окружен танками Таманской дивизии и бронемашинами Тульской воздушно-десантной дивизии. Собравшиеся там российские депутаты в любую минуту ожидали штурма и ареста. И здание, вероятно, было бы захвачено в конце концов, если бы не действия Ельцина.

Неожиданно для путчистов он не только не попытался с ними поладить и договориться, а, напротив, пошел на обострение. Он объявил путчистов преступниками и потребовал сдаться. Олег Максимович Попцов, бывший руководитель российского радио и телевидения, вспоминает:

«В эти трагические дни кабинет Ельцина был очень доступен. Никакой замкнутости, общение было практически постоянным… Он принял единственно правильное решение — действовать, не выжидать, а действовать!.. Россия должна была знать, что президент не сломлен: он в Белом доме, он выполняет свои обязанности. Непреклонность Ельцина, его энергичность озадачили путчистов. Они не успевали дезавуировать его указы».

Ельцин стал символом сопротивления путчу, символом демократии и мужества. С этой минуты за действиями Ельцина стал следить весь мир. Увидев Ельцина на танке, люди поняли, что заговорщикам можно и нужно сопротивляться. Если Ельцин их не боится, почему должны бояться другие? И москвичи двинулись к Белому дому. Они провели здесь три дня и три ночи. Уходили. Возвращались. Встречали здесь знакомых и коллег. Они были готовы защитить собой Ельцина, потому что Ельцин защищал их. И другой защиты и надежды не было. Борис Николаевич был готов сопротивляться до последнего.

Он сказал своему соратнику депутату Виктору Ярошенко:

— Молодец архитектор Чечулин, на славу потрудился. Пожалуй, в Москве Белый дом — это единственное здание такого масштаба. Как он всё здорово придумал: чтобы обойти все его кабинеты, коридоры, потребуется не один день. А подземный бункер и выходы из здания — прекрасно созданная система безопасности. Уверен: чем дольше будет продолжаться наша осада, тем громче политический резонанс, а у нас больше шансов мобилизовать народ…