Леонид Млечин - Примаков

Пройдет время, Примаков и Тэлботт столкнутся по ключевым вопросам мировой политики…

Иноземцев и Примаков переориентировали институт на оперативный политический анализ. Некоторые ученые упрекали их за пренебрежение серьезной академической наукой. Другие полагали, что они правы — важнее донести до руководства страны реальную информацию о положении в стране и мире.

— Так оно и было, — вспоминали старые сотрудники ИМЭМО. — Серьезное академическое изучение идет само собой, сидит себе ученый и корпит над своей монографией. А одновременно быстро анализируется текущая ситуация. У нас это называлось «задание», это был коллективный труд. Иногда это были «инициативные записки», а в основном сверху, из ЦК, шли задания — и их было очень много.

Приносило ли это какую-то пользу?

Судя по всему, лишь одна десятая научного продукта шла в дело, девять десятых пропадали.

Карен Нерсесович Брутенц, бывший первый заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС, вспоминал в своей книге «Тридцать лет на Старой площади»:

«Приходили, естественно, и интересные материалы. Но они полностью игнорировались, если расходились с заранее принятыми установками. Руководство считало, что оно по определению владеет истиной в последней инстанции. Эту убежденность укрепляло наличие особых источников информации, которые были недоступны ни работникам аппарата, ни тем более ученым. Наука скорее была нужна руководству для оснащения доводами уже одобренных позиций..»

Примаков стал видной фигурой в среде партийной интеллигенции, которая пыталась подтолкнуть руководство страны к разумному курсу. Работа в институте нравилась Примакову. Но в какой-то момент он почувствовал, что ему тесно в кресле заместителя директора. Ему хотелось развернуться.

В конце 1976 года в институте заговорили о том, что Примаков уходит. Генеральный директор ТАСС Леонид Митрофанович Замятин, принадлежавший к окружению Брежнева, предложил ему должность своего первого заместителя. С номенклатурной точки зрения это было значительное повышение — должность приравнивалась к первому заместителю союзного министра, да еще в таком идеологически важном учреждении, да еще под крылом Замятина.

Виталий Никитич Игнатенко, который сам многие годы руководил ТАСС, вспоминал:

— Примаков почему-то решил со мной посоветоваться, стоит ли ему идти. Он пришел ко мне — я был тогда заместителем генерального директора — и спросил в лоб: «Как ты считаешь, надо мне сюда идти?» Я представил себе, как такой блестящий ученый, душа общества — он был красивый, представительный — придет сюда, сядет, начнет с утра до вечера читать ленты информационных сообщений, быстро-быстро постареет… Может быть, он станет когда-нибудь генеральным директором, но зато не будет ученого Примакова. И я очень деликатно ему сказал: «Наверное, всё-таки наука лучше».

— Ему предложили пойти первым заместителем генерального директора ТАСС, — говорил Колесниченко. — Мы все, его товарищи, были в таком восторге.

А Иноземцев твердо сказал:

— Я против. Я не отпущу. Вот если бы его позвали директором ТАСС, тогда да. Женя — готовый директор.

Назначение в ТАСС не состоялось. Зато Примаков действительно очень скоро стал директором академического института. В 1977 году умер Бободжан Гафурович Гафуров, который десять лет, с 1946-го по 1956-й, был первым секретарем ЦК компартии Таджикистана. После XX съезда его сняли с поста первого секретаря. Поскольку он предусмотрительно сделал себя членом республиканской Академии наук, то его перевели в Москву директором Института востоковедения АН СССР. Гафуров написал несколько работ по истории таджикского народа и ислама и был в 1968 году избран в большую академию.

После смерти Гафурова в директора прочили Георгия Федоровича Кима, известного историка-востоковеда, члена-корреспондента Академии наук СССР. Он давно работал в институте и имел основания полагать, что его утвердят. Но якобы наверху была произнесена фраза, что двух академиков Кимов советской науке не надо… Потому что был еще академик Максим Павлович Ким.

В реальности утвердить Георгия Федоровича Кима на пост директора института отказался секретарь ЦК Михаил Васильевич Зимянин. По распределению обязанностей в аппарате ЦК он курировал отдел науки и учебных заведений. Почему-то за Зимяниным в бытность его редактором «Правды» утвердилась репутация порядочного человека и либерала. Возможно, кто-то другой на его должности вел бы себя еще хуже. Но либералом Зимянин никогда не был. Он откровенно сказал: