Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

В любом обществе людей объединяет язык. Не случайно языку общения в Океании писатель уделяет исключительное внимание. О формирующемся «новоязе» на протяжении всей книги говорится как о единственном языке в мире, чей словарь с каждым годом неуклонно сокращается, а основная задача «новояза» в том, чтобы максимально «сузить горизонты мысли». Конечная цель звучит просто: сделать «мыслепреступление» невозможным, ибо для него просто не останется слов. Именно с этой целью идет непрерывная работа над словарем «новояза», 11-е издание которого готовилось к печати как раз в то время, когда развертывается действие романа. Более того, в качестве приложения Оруэлл включил в книгу нечто вроде научного трактата о «новоязе», который стал блестящим воплощением, сгустком внешне замаскированного, но отлично понимаемого типично британского сарказма, присущего всему роману, но особенно выпукло ощутимого именно здесь - в силу пародии на «научность».

Помимо введения, приложение состоит из «разъяснения» трех словарей - А (повседневная жизнь), В (политические нужды) и С (научные и технические термины):

«Некоторые слова В обладали такими оттенками значений, которых почти не улавливал человек, не овладевший языком в целом. Возьмем, например, типичное предложение из передовой статьи в “Таймс”: “Старомыслы ненутрят ангсоц”. Кратчайшим образом на староязе это можно изложить так: “Те, чьи идеи сложились до революции, не воспринимают всей душой принципов английского социализма”. Но это не адекватный перевод. Во-первых, чтобы как следует понять смысл приведенной фразы, надо иметь четкое представление о том, что означает слово “ангсоц”. Кроме того, только человек, воспитанный в ангсоце, почувствует всю силу слова “нутрить”, подразумевающего слепое восторженное приятие, которое в наши дни трудно вообразить, или слова “старомысл”, неразрывно связанного с понятиями порока и вырождения».

Когда «старояз» окончательно отомрет, с внешне серьезным видом провозглашалось в приложении, «порвется последняя связь с прошлым».

Особенностью романа Оруэлла было то, что он рассматривал тоталитарное общество в статике. В книге представлен тоталитаризм, в котором господствуют самые примитивные, глупые, а потому в наибольшей степени доходчивые формы пропаганды, легко воспринимаемые толпой. Но Большой Брат (то ли личность, то ли клика) так не считает. Тоталитаризму, по его представлениям, предстоит еще дозревать, и он всегда будет стремиться к совершенствованию, как линия горизонта, удаляющаяся по мере того, как к ней приближаются. Главное при этом, чтобы дважды два никогда не было равно четырем, а уж будет ли результат равен пяти или какой-то другой цифре - забота власть имущих. Партия, то есть Большой Брат, права всегда и во всем, иначе она теряет власть. Так было в СССР, так было в Германии, так было и будет в любом тоталитарном государстве, против существования (и возникновения) которых настойчиво предостерегал Оруэлл, искренне веривший, что пессимистическая концовка его романа обернется оптимистическим заключением: если человечество задумается над своими судьбами, этот финал можно пре-довратить.

После публикации романа Оруэлла стали называть писателем, предсказывающим скорое близкое будущее. Эти высказывания появлялись в многочисленных рецензиях, и автор посчитал необходимым продиктовать издателю Варбургу разъяснение, которое по настоянию Оруэлла издатель опубликовал от своего имени:

«Некоторые из рецензентов “Тысяча девятьсот восемьдесят четыре” полагают, что автор придерживается той точки зрения, что описанное или нечто подобное непременно произойдет на Западе в ближайшие сорок лет. Это неверно. Я думаю, имея в виду, что книга в конечном счете всего лишь пародия, что-то подобное “Тысяча девятьсот восемьдесят четыре” может случиться. Мир движется в настоящий момент в этом направлении; корни этой тенденции глубоко похоронены в политических, социальных и экономических основах современного мирового положения» 811 811 Warburg F. An Occupation for Gentlemen. P. 118-119. .

Роман писался в то время, когда социологи уже приступили к научному исследованию проблемы тоталитаризма. Так появилась книга Фридриха Хайека «Дорога к рабству», впервые рассматривавшая тоталитаризм как научную категорию. Оруэлл разделял основные выводы этой книги: опасность отрицания абсолютной ценности человеческой личности; измерения этой ценности в зависимости от определенной коллективной воли; несостоятельность любой строго централизованной системы, прежде всего с экономической точки зрения, в том числе из-за стремления к плановому развитию под руководством государства. Читая книгу Хайека, Оруэлл вновь и вновь находил подтверждение своим мыслям: в плановом обществе нет экономической эффективности, нет места правозаконности; экономический контроль влечет за собой контроль над всей жизнью людей; общечеловеческая мораль исчезает и у власти оказываются люди, лишенные нравственных норм.