Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

Джими был в восторге и Этель Флюн стала членом нашей семьи. Он прозвал её «королевой ушей». Все полюбили Этель, несмотря на то, что она оказалась совершенно неподдающейся воспитанию — мы застелили из–за неё пол и теперь нам приходилось всё время следить, чтобы не было открытых мест. Никто не предупредил меня, насколько глупы бассеты и что они не поддаются тренировке, но она весело носилась по квартире с развивающимися следом за ней ушами. Иногда она спотыкалась о свои уши и тогда катилась кубарем. Я выгуливала её в Гайт—Парке, а многочисленные наши друзья забирали её с собой загород. Дома у неё был любимый крутящийся стул, точно такой же, как в телешоу Mastermind, на котором ей нравилось лежать пузом к верху и расслабляться, пока мы вращали стул. Один раз Джими так его раскрутил, что она не удержалась и пролетела через весь ковёр.

Со временем она выросла в огромную собаку, такую громадную, что я не могла её обхватить. Один наш друг, Тревор Бёртон из группы Move, предложил взять её к себе в загородный дом. Мы обрадовались, понимая, что там ей будет лучше. Покупка щенка была с нашей стороны очень глупым поступком и это оказалось для нас тогда непосильной ответственностью.

Когда Джими уезжал на гастроли, начало проявляться чувство независимости и мне это стало сильно нравиться, я гуляла с другими, но Джими об этом ничего не знал. Мне было всего лишь 20, а мир был наполнен такими интересными и замечательными людьми, о которых мне хотелось знать всё. Я ещё не была готова к семейной жизни, какую хотел он.

Джими был ужасно ревнив и не доверял мне ни в чём — полагаю, наследие тех дней, когда его мать убегала с другими мужчинами — так что я держала рот на замке о том, чем я занималась, когда его не было, это означало и то, что я должна была держать это в секрете и от Часа с Лоттой, поскольку они сразу бы рассказали Джими, если бы догадались о моём плохом поведении. Джими бы очень не понравились мои приключения, тем не менее невинность нашей дружбы продолжалась.

Однажды ужасная ссора разыгралась на ступенях клуба Bag O'Nails, он застал меня, разговаривающей по телефону, и решил, что я треплюсь с каким–то парнем, но спасли меня Джон Леннон и Пол МакКартни и попытались усмирить его. Джими всё ещё пылал от ярости, так что я ушла и села за столик под защиту Леннона и МакКартни.

Я просто болтала с Энджи, но Джими всегда был готов поверить в худшее. Всегда, когда я говорила по телефону с друзьями, независимо от их пола, он становился сумасшедшим. Когда мы сидели с ним в каком–нибудь клубе и я встречала знакомых, я могла пересесть к ним за столик, но Джими это не нравилось, думал наверное, что я останусь с ними навсегда.

В тот вечер Пол много говорил о Джейн Ашер. Она только что уехала в Америку продолжить свою карьеру актрисы и он никак не мог понять, зачем ей нужна была эта работа, ведь он мог совершенно спокойно обеспечить и себя, и её. Я тоже не поняла зачем ей это, ведь можно же не работать, если есть такая возможность, но я была слишком молода и не понимала, как много это значило для Джейн. Ничего значительного не произошло больше в тот вечер, но всё равно я вернулась домой позже обычного. Но когда вернулся Джими, то все черти ада пришли посмотреть на нас: он никак не мог понять, как это я просидела с кем–то весь вечер и отказывался выслушивать мои объяснения.

Хотя от меня он ждал поведения святой, для себя же хотел полной свободы. Мне нравилось, когда он дома, мне никто не нужен был, с ним я была счастлива. Он же заигрывал со всеми, даже если я была рядом, без разницы, какие планы у них были, я находила это возмутительным. Если же я ему на это указывала, он просто всё отрицал, делал невинные глаза и изображал замешательство, что я могла так про него подумать.

Меня не беспокоило, что он увлекался другими женщинами, поскольку я этого не видела — несмотря на то, что даже до его смерти я обнаружила насколько неразборчив он был. Мне нравилась моя жизнь и как только я видела, как Час заправляет своё грузное тело в машину на заднем дворе и направляется в аэропорт, я бежала к телефону, звонила Энджи или другой моей подруге:

— Они уехали, — ликующе кричала я, — давай прошвырнёмся!

Летом 1968 года имя Джими уже возглавляло афишу фестиваля Woburn Music, состоявшегося в Woburn Abbey. Сумасшествие проводить такое большое событие на открытом воздухе и организаторам ещё многому нужно было научиться. После того как Джими сошёл со сцены, все мы отправились в его вагончик немного выпить. Охранялось всё очень плохо и поклонники прорвали временные заграждения, которые конечно не могли сдержать толпу. Мы узнали об этом, когда они обрушились на стену вагончика, как приливная волна. Налегая на него всё больше и больше, они стали раскачивать его из стороны в сторону, вопя: «Джими, мы любим тебя!»