Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

Спустя пару часов мы все сидели за столом в большом зале заседаний суда. На мне было скромное платье, которое Лил заблаговременно прислала мне. Изо всех сил я старалась выглядеть покорной дочерью, но никак не убежавшим из дома ребёнком. Официальные лица по другую сторону стола спросили меня, что хотела бы я.

— Я хочу домой, — произнесла я, так жалобно, как могла.

— Не будешь ли ты пытаться убежать из дома снова?

— О, нет.

Думаю, мне удалось поймать именно ту нотку, но если не это, так глаза у меня были точно уж на мокром месте.

К тому же Лил сумела убедить их, что она справится со мной, если они позволят мне вернуться. Она заговорила их полностью, а она умела это делать, если делала, как это было с монахинями из Шхер, и через несколько часов мы спасли Лену из цепких лап полиции, заплатив штраф за то, что бросили её посередине улицы, и обратили наши взоры назад на север.

Настроения у меня не было никакого и я тупо уставилась в окно, пока бабушка хлестала меня языком всю дорогу, я и злодейка, я и неблагодарная, и одни проблемы со мной, и дорого за мной ездить, и страдания, которые они вечно испытывают, и не жалею я мою бедную мать, и не жалею я её самою… и прочую стружку.

— Твоя бабушка совершенно права.

— Ты должна слушаться бабушки!

— Ты неблагодарная эгоистка.

Мои глаза были прикованы к проносящемуся мимо пейзажу, я не проронила ни слова, мечтая о том дне, когда смогу без затруднений покинуть их всех и уже никто не будет возвращать меня назад в машине с лошадиным именем.

*

— Кто это? — спросила я, держа в руках фотографию двух маленьких девочек.

Я разглядывала альбом своей сводной сестры Джин.

— Анна и Давина, — сказала Джин, и добавила, что фактически это мои сёстры.

Я никак не могла понять, о чём она мне говорит.

— У меня их две, но они остались с нашим отцом.

— Ничего не понимаю, ты хочешь сказать, что у меня ещё есть две сестры? — спросила я и Джин, вздохнув, присела рядом со мной.

— Когда Лил вышла замуж за Джорджа, моего отца, у них родилась я, затем, уже много позже, родились Анна и Давина. Здесь, — она перевернула лист альбома, где была фотография молодой Лил в дорогой меховой накидке, стоящей рядом с явно благополучным человеком на фоне Роллс–Ройса.

— У него всё в порядке. У него фармацевтическая фабрика и он производит запатентованные лекарства. Большой дом, слуги и всё такое, но Лил не может подолгу оставаться в одном доме. Все были рады за Лил, когда она вышла замуж за моего отца, но Лил заскучала и сбежала с каким–то шахтёром, он был много младше её.

— Что, вот так сорвалась и ушла?

— Три недели её не было, затем она вернулась, чтобы забрать меня. Мне было 16, но она оставила Анну и Давину отцу. Она так ни разу их и не видела с того дня. Ни разу.

Я была потрясена. Всё, что Лил проделала с нами, она это уже проделала и прежде.

— А что тот шахтёр?

Джин пожала плечами.

— Не знаю. Следующим был твой отец, он снимал комнату в доме твоей бабушки, у них родились ты и Джон. Через 10 лет она повторила целиком этот спектакль, но уже с Томом.

Джин была явно потрясена и огорчена тем, что эта история повторилась вплоть до мелочей. Что касается меня, то я просто хотела чтобы мать вернулась. Я бы простила ей всё.

Когда Джон уже смог сам о себе заботиться, Лил сумела выманить его у отца. Он стал жить с нами и работать неподалёку в булочной–пекарне, но мы не были уже так близки как прежде. Мы оба выучились сами заботиться о себе и стали избегать помощи со стороны, так как она всегда приносила нам только одну боль. Мы оба замкнулись в себе, и не подпускали никого к себе. Но Джон стал постоянно меня поддразнивать, когда переехал к нам жить.

Прошло совсем немного времени и он нанялся на торговое судно и исчез в Новую Зеландию, там он встретил девушку и сбежал с корабля. Когда она ему наскучила, он бросил её. Она донесла на него в полицию и его с позором депортировали обратно в Англию. Он устроился на работу и, скопив достаточно денег, чтобы заплатить за проезд, вернулся в Австралию, живя первое время в брошенном автомобиле в грязи. Со временем он стал успешным медбратом, затем увлёкся юриспруденцией и бухгалтерским делом и прочно осел в Австралии.

Мне исполнилось 15 и мы переехали в Дерби, чтобы быть поближе к Чёрной Нане. Думаю, она купила матери дом, иначе не знаю, как бы она смогла заманить Лил.

Я окончила школу и стала работать в обувном магазине за три фунта и шесть шиллингов в неделю. Это была ужасно монотонная работа и я поняла, что мне в моей жизни необходимо что–то совершенно другое, в то время как все остальные сотрудницы, казалось, были готовы проработать там всю оставшуюся жизнь. Одна из них там уже работала 30 лет, выбегая каждый обеденный перерыв, чтобы на деньги мужа купить себе поесть. И я торжественно поклялась себе, что со мной такого никогда не произойдёт.