Марк Яковлев - Бродский и судьбы трех женщин

В стихах АА содержится то, чему учила Бродского Анна Ахматова, а в результате научила ее – прощению и смирению.

В статье «Плодотворное молчание», 2016 года, АА вспоминает: «Для меня Иосиф был быстрым выходом в другой мир, больший, чем мой».

«Иосиф, наоборот, любил во мне невинность, чистоту, молодость. Помню однажды, в Лондоне, он был смущен тем, что я ему рассказала, как покупала дешевые студенческие билеты на метро, хотя уже перестала быть студенткой. Он говорил, что это – ложь, и раз я способна на такую ложь, то могу изменить и своему мужу. Я старалась ему объяснить что нет, что эти поступки несравнимы, но эту дискуссию и его разочарование помню до сих пор. Иосиф искал невинность, потому что у него этого качества не хватало. Однажды, позже, он мне написал: «Если у меня есть основания думать, что я хороший, то это из-за Вас».

«Сейчас, много лет спустя, понимаю, что нежность Иосифа ко мне была совершенно настоящей и, временами, даже отчаянной».

«Он долго был моей Музой, хотя это может звучать как-то странно. Я не посвящала ему свои стихи, но он их вдохновил. Написала много стихов, где Иосиф был моим поэтическим «ты», хотя в жизни я с ним была на «Вы».

После его смерти в самом конце января 1996 года ее жизнь действительно взорвалась:

в феврале 1996-го она написала больше всего стихов о нем. АА собрала эти осколки и выложила из них мозаику под названием «Твое Эхо», где все отдается эхом его жизни:

и первое русское слово «автобус», и последнее «такое неуверенное прощание, словно бы навсегда»:

Оказалось, что это и было прощанием навсегда, «нам не дано предугадать» не только «как слово наше отзовется», но и какое прощание будет последним. Хотя что значит последним? «Значит, нету разлук. Существует громадная встреча».

В день, когда его не стало, она осиротела. На следующее утро она ходила опустошенная по коридору своей квартиры в Риме, и сверху ей явился его голос.

Он повторял шепотом, почти как заклинание, одно и то же слово по-английски: «Continue, continue, continue…». Это слово было – его завещанием ей.

Она выполнила его завещание – она продолжила писать стихи о нем:

«Раньше» ему, как изысканному меломану, нравились ее белые стихи, ее речь, идущая «прямым путем, в то время как у него, наоборот, речь постоянно кружилась» (АА). Будем надеяться, что и «Потом» там, наверху, когда он слышит ее голос отсюда, снизу, «пение сироты радует меломана» (последняя строка в стихотворении Иосифа Бродского «Ария», связанным с Аннелизой Аллева).

Прочитав название эссе, не очень искушенный в итальянской географии российский читатель может подумать, что речь в нем пойдет еще об одной неизвестной музе Иосифа Бродского (ИБ) с красивым итальянским именем Иския. И наш читатель окажется недалек от истины! Но не только красивый остров Иския в Неаполитанском заливе вдохновлял Бродского. На острове была и неизвестная муза, которая купалась и загорала, а поэт, «Сидя в тени» и глядя на нее, писал стихи.

В книге Льва Лосева «Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии» (серия ЖЗЛ) в «Указателе имен» содержится около 450 имен, но ни разу так и не упомянуто имя музы Аннелизы Аллева (АА). Это тем более странно, что Л. Лосев прекрасно перевел одно из лучших стихотворений АА, посвященных памяти ИБ, «Кто входит в эту дверь».

АА сыграла в творческой биографии И. Бродского заметную роль: Бродский написал несколько стихотворений, связанных с АА, вспоминал ее в своих эссе, они встречались почти восемь лет: с апреля 1981-го до конца января 1989 года.