Анатолий Найман - Рассказы о Анне Ахматовой

Подобные места Нового и Ветхого заветов привлекали ее особый интерес, под таким — или сходным — углом зрения они были прочитаны ею, о чем свидетельствуют в первую очередь «Библейские стихи». Со скрытым торжеством рассказывала она, как поймала на ошибке Достоевского — или Подростка, если у Достоевского эта ошибка была задумана. Подросток говорит Ламберту: «Если бы она вышла за него, он бы наутро, после первой ночи, прогнал бы ее пинками… Потому что этакая насильственная, дикая любовь действует как припадок… и, чуть достиг удовлетворения — тотчас же упадает пелена и является противоположное чувство: отвращение и ненависть, желание истребить, раздавить. Знаешь ты историю Ависаги.,?» История Ависаги из Ш Книги Царств (стихи 1–4) тут ни при чем: «Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться, И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтоб она предстояла царю, и ходила за ним, и лежала с ним, — и будет тепло господину нашему царю. И искали красивой девицы во всех пределах Израильских и нашли Ависагу Сунамитянку и привели ее к царю. Девица была очень красива, и ходила она за царем, и прислуживала ему; но царь не познал ее».

Ахматова считала, что Достоевский, конечно же, имел в виду историю, рассказанную в 13‑й главе II Книги Царств: о темной страсти Давидова сына Амнона к Авессаломовой сестре Фамари, которую, обесчестив, «потом возненавидел ее Амнон величайшею ненавистию, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней; и сказал ей Амнон: встань, уйди… И позвал отрока своего, который служил ему, и сказал: прогони эту от меня вон и запри дверь за нею» (стихи 15, 17).

Выбор Ахматовой сюжетов из Священного писания (Рахиль — Лия — Иаков; жена Лота; Мелхола — Давид; дочь Иродиады), их трактовка, ударения, в них расставляемые, обнаруживают отчетливую тенденцию: все они так или иначе посвящены любовным отношениям мужчины и женщины — точнее, женщины и мужчины. И не прообразы любви небесной, видимые согласно христианскому вероучению «как бы сквозь тусклое стекло», проясняет поэт через образцы любви в этом мире, а как раз психологические, чувственные, «всем понятные» стороны любви плотской, пусть и самой возвышенной.

Читаю посланья Апостолов я, Слов» Псалмопевца читаю. Но звезды синеют, но иней пушист. И каждая встреча чудесней. — А в Библии красный кленовый лист Заложен на Песни Песней

Читаются Апостольские послания, Псалтирь — вообще Ахматова знала Библию превосходно, ориентировалась в ней свободно, нужное место находила сразу, — но распахнуться книга сама готова на «Песни Песней», лирико–драматической поэме, описывающей любовь пастушки и царя и внешне не отличающейся от светской.

И когда Ахматова обращается к Богу:

Ты, росой окропляющий травы. Вестью цушу мою оживи, — Не для страсти не для забавы. Для великой земной любви. —

то если начало четверостишия очевидным образом повторяет молитву Иоанна Златоуста на одиннадцатый час дня: «Господи, окропи в сердце моем росу благодати Твоея», — конец столь же очевидно противопоставляется его молитве на десятый час ночи: «Господи, сподоби мя любити Тя от всея души моея и помышления…» В контексте стихотворения эта «великая земная любовь» сродни карамазовскому толкованию евангельских слов о грешнице, которая «возлюбила много»: «…она «возлюбила много», — кричит Федор Павлович, — а возлюбившую много и Христос простил…» «Христос не за такую любовь простил…» — вырвалось в нетерпении у кроткого отца Иосифа».

День ангела Ахматовой был 16 февраля (по новому стилю), именины справлялись; скромно, она принимала поздравления по телефону, вечером за стол садилось несколько гостей. «Я Анна сретенская», — говорила она, ее покровительницей была пророчица Анна, встретившая в иерусалимском храме младенца Христа. Стих «И вовсе я не пророчица» отталкивается, конечно, от образа этой святой. Что же касается дня рождения то тут была известная путаница. Начать с того, что она писала в автобиографии: «Я родилась 11(23) июня», а праздновала, как правило, 23‑го и 24‑го, прибавляя к дате рождения по старому стилю то двенадцать дней, поскольку оно случилось в прошлом веке, тс тринадцать, поскольку отмечалось в тот же день уже в новом. Во–вторых, она любилг заметить мимоходом, что родилась в праздник Владимирской иконы Божьей Матери установленный в память избавления Руси от ордынского хана Ахмата, ее легендарного предка, на котором кончилось татарское иго. Но этот день — 23 июня по старому стилю, 6 июля по новому.