Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Все это было позже, после войны, а летом сорок четвертого года перед началом Львовско-Сандомирской операции я прибыл вместе с полковником Д. А. Суяковым в штаб 2-й воздушной армии на совещание к командующему, представился и ощутил на себе его испытующий взгляд. «Все хорошо, — как бы говорил мне этот взгляд, — но уж больно ты, командир, молод…» Я, новоиспеченный подполковник, действительно на том представительном совещании был самым молодым. Там были известные в нашей авиации командиры авиационных корпусов и дивизий — генералы Полбин, Каманин, Рязанов, Утин, полковники Слюсарев, Герасимов и Давидков. Командира истребительного корпуса Утина и командира бомбардировочной дивизии Полбина я знал еще по Сталинграду — оба воевали в составе 8-й воздушной армии. С остальными познакомился только на этом совещании. Я в те дни временно исполнял обязанности командира 6-й гвардейской истребительной авиадивизии.

Это совещание мне запомнилось.

В готовящейся операции войска фронта поддерживали 3000 самолетов. Времена круто изменились: мы располагали [261] такой силой, которой по плечу были задачи любой сложности. Если раньше, в трудные для нас времена, мы больше думали о том, каким образом наиболее эффективно использовать авиацию на самых важных участках, то теперь перед нами стояли качественно иные задачи. Важнейшими стали вопросы четкого взаимного согласования действий командиров наземных и авиационных частей на всех уровнях. Больше внимания надо было уделять надежной и постоянно действующей связи между командными пунктами наземных и воздушных частей. Сам С. А. Красовский прекрасно умел находить общий язык с командирами общевойсковых, конно-механизированных и танковых соединений и добивался от нас такого же ясного и четкого понимания важности согласованных действий. Это имело большое значение, поскольку в предстоящем наступлении ваши войска должны были действовать в сложных условиях лесных и горных массивов Западной Украины.

Наступление началось 13 июля 1944 года. Расположенные севернее Белорусские фронты к тому времени уже успешно осуществляли знаменитую операцию «Багратион» — быстрыми темпами шло освобождение Белоруссии, и теперь 1-й Украинский фронт перешел в наступление.

В первые дни наступления метеоусловия были сложными. В лощинах между гор, по оврагам земля прогревалась медленно, поэтому в утренние часы долго держался туман. Он закрывал землю, осложнял выход на цель и затруднял ориентирование. В те же дни большой помехой были ливневые дожди с грозами. Однако несмотря на это истребители активно поддерживали наступающие войска. Особое внимание было уделено вводу в сражение двух танковых армий. С воздуха я видел лавину танков, которая стремительно двигалась по своим маршрутам. До этого мне ни разу не приходилось видеть одновременно такое количество танков.

Через две недели после начала наступления, 27 июля, был освобожден Львов. Затем — Перемышль и Станислав. Потеряв эти города, гитлеровцы срочно начали укреплять свою оборону на Висле.

Наши войска продвигались столь стремительно, что перед авиационными частями постоянно возникала проблема поисков и подготовки новых аэродромов. Искали мы площадки и в полосе наступления наших войск.

Вскоре после начала наступления я получил указание С. А. Красовского выехать на передовую в расположение штаба конно-механизированной группы генерала Баранова. [262] В первые дни наступления мы прикрывали наши войска по согласованному плану. Но когда корпуса и дивизии вошли в прорыв и разошлись по разным направлениям, охватывающим большую площадь, осуществлять прикрытие стало труднее и потребовалась более четкая работа по согласованию действий с наземными войсками. В связи с этим я а получил приказание выехать на передовую для уточнения вопросов взаимодействия в штабе конно-механизированной группы.

Собрались быстро. В моем распоряжении была радиостанция с обслуживающим персоналом. Радиостанция помещалась на грузовике «студебеккер» и позволяла управлять воздушным боем непосредственно из боевых порядков частей. Я всегда мог поддерживать связь со штабом дивизии, а при необходимости — и со штабом воздушной армии.

На нашем «студебеккере» мы с трудом догоняли ушедшие вперед войска. Ехали дорогами, по которым за несколько дней до этого прошли конные и танковые части, но в отрыве от своих войск чувствовали себя неуютно. Ночью раздавались откуда-то близкие выстрелы. То могли орудовать националисты или недобитые, рассеянные но лесам гитлеровцы. Поэтому мы ехали и ночью, не останавливались. Днем ориентировались по столбикам с табличками. Типичная для тех времен надпись — «хозяйство такого-то». У меня был список нескольких «хозяйств». Попав в какое-нибудь из них, мы бы оказались во владениях генерала Баранова, но поначалу ничего похожего не наблюдалось: конно-механизированная группа ушла довольно далеко. Когда же мы наконец разыскали штаб генерала Баранова, нас встретили очень доброжелательно: части конно-механизированной группы втягивались в узкую лощину, зажатую горами, и мы прибыли очень вовремя. Генерал Баранов озабоченно предупредил меня: «Ты видишь — одна дорога. Если не прикроешь — побьют нас…» Мне все было понятно. В таких узостях от авиации некуда деться — ни спрятаться, ни рассредоточиться.